Виктор Бердинских - История одного лагеря (Вятлаг)

Завершая этот краткий обзор, подчеркнем, что ГУЛАГ в 1930-е – 1950-е годы не только представлял собой важнейший инструмент сталинской внутренней политики, но и являлся одним из ее экономических столпов, а также наглядной моделью всей советской системы "хозяйствования". "Секретам" лагерной "экономики" и посвящена следующая глава нашей книги.

Начиная с 1926 года, когда по РСФСР были осуждены 1.215.000 человек (из коих 50,8 процента – к принудительным работам), труд заключенных превратился в "лакомый кусок" для разных советских наркоматов, ведомств, хозяйственных организаций и они принялись плотоядно, взахлеб увеличивать свои заявки на "рабсилу" от НКВД. Арон Сольц, старый большевик и влиятельный руководитель ЦКК, не понимая стратегической подоплеки такого "поветрия", вразрез с "общей линией", наивно "предостерегал": "Мы караем за любой пустяк… В итоге наши места заключения переполнены трудящимися… НКЮст и НКВД держат курс на превращение наших мест заключения в коммерческие предприятия и в увлечении этим упускают из виду классовые интересы нашей юстиции".

Однако высшее советское партийно-государственное руководство делало все вполне осознанно, по-своему логично и последовательно. Когда "истощились" резервы "социально чуждых элементов", принялись массовым порядком (целыми слоями и группами) "загонять" в места лишения свободы представителей "социально близких" классов – рабочих и крестьян. Уже с 1931 года ГУЛАГ стал монопольным "хозяином" огромного контингента спецпереселенцев (жертв "раскулачивания") и всесильным, в масштабах всей страны торговцем фантастически дешевой рабочей силой. Отношение к последней нельзя характеризовать иначе как совершенно варварское: от четверти до трети депортированных крестьян погибли. Нам ясно, почему это произошло: на гигантских и малых стройках "сталинских пятилеток" царил тяжкий, на измор физический труд (нередко – бессмысленный и бесцельный), свирепствовали голод и эпидемии, полностью отсутствовала даже примитивная социально-бытовая инфраструктура. Таким образом, еще в 1930-е годы физический труд в лагерях сознательно был превращен в мощное орудие сталинского террора – средство массового уничтожения людей. Ну а в послевоенное время отношение властей к заключенным как к "дармовой" и бессловесной рабочей силе, которую можно, при минимуме условий для поддержания ее в трудоспособном состоянии, эксплуатировать где и сколько угодно, приобрело уже всеобщий и системный характер. Что бы там ни говорили адвокаты "реального социализма", труд заключенных в ГУЛАГе – это рабский принудительный труд и никакие "гуманистические новации" в системе, формах и размерах его оплаты в 1950-е и последующие годы не изменили "первородной" ипостаси этого труда. Основа его – внеэкономическое принуждение. ГУЛАГ (по исходному замыслу и его реальному воплощению) – это "заповедник" рабства в СССР. Вместе с тем, лагерное "хозяйство" – еще и неотъемлемая часть всей "социалистической экономики". Рабовладение в XX веке (в советской его модели) имеет свои специфические особенности. Раскрытие (с известной степенью приближения) экономической сущности гулаговского феномена и является целью этой главы.

Если в эпоху античности раб, как правило, – человек чужой в окружающем его мире (захвачен во время войны с враждебным государством либо куплен и вывезен из другой страны), то в СССР заключенный – гражданин своей державы, как вбивала ему в голову сервильная пропаганда, – "хозяин необъятной Родины своей". Де-юре он, после окончания лагерного срока, возвращался в общество, хотя и с заметно "подрезанными" личными и гражданскими правами, но де-факто уже никогда не мог полностью "вжиться" в социум: внутренне это был уже безнадежно сломленный человек. Этот синдром внутренней личностной неполноценности, психология и философия рабства, сформированная и привитая в ГУЛАГе, концентрировалась и культивировалась там, а затем расползалась по всей стране Советов, где, по утверждению "кремлевского горца", жить "вольно дышащему" человеку становилось все "лучше и веселей"…

Конечная цель как античного, так и советского рабовладения однозначна – в оптимально короткий срок (15-20 лет) "выжать" из человека все его жизненные соки, после чего – выбросить, как негодную ветошь. В Древней Греции раб считался вещью – "говорящим орудием", но уже в Древнем Риме за рабами признали право именоваться людьми. В Советском же Союзе зеков-рабов вновь превратили в простейшее "орудие" для того, что лицемерно преподносилось как "построение социализма", а если абстрагироваться от трескучих пропагандистских "наворотов", – в безотказное материальное средство для решения хозяйственных задач, конечной целью которых являлось не удовлетворение насущных и разумных человеческих потребностей, повышение благосостояния народа, а обслуживание безумных геополитических и кастовых, "шкурнических" интересов военно-феодального государства в лице его партийно-бюрократической номенклатуры. В результате ГУЛАГ стал едва ли не самым изощренным по разработанности плановых показателей ведомством страны. При этом утопизм и прожектерство сюрреалистически сочетались с маниакальным пристрастием к статистике, потрясающим прагматизмом и деловитостью.