Николай Задорнов: Амур-батюшка (Книга 2)

Илья в это время смотрел на нее и живо отвел взор.

- Я могу нанять и русских в работники! - оказал Иван, задетый за живое.

Дуня чему-то засмеялась и села в кошевку. Колокольцы зазвенели.

- Вот девка какая приезжала красивая, - говорила Илье про Дуняшу его мать, - статная, брови соболиные... А, сынок?

* * *

Заботы о хозяйстве и детях не заслонили от Натальи беспокойства молодой невестки.

- Сама знаю, как в чужой дом входить, - говорила она.

Наталья часто ласкала Таню, проводила с ней долгие часы в задушевных беседах. Желая отблагодарить за доброту, а отчасти из страха - наслышалась и в песнях и в разговорах, как мучают невесток, если те работают плохо, Таня изо всех сил старалась помогать ей.

- Какая прилежная, - замечала старуха. - Чистотка!

Таня понемногу привыкала к новой жизни в чужой семье.

- Мы невесток не клюем, - говорила старуха Татьяне. - Не из-за чего. Не то что на старых местах. Меня смолоду чуть совсем не склевали. Я знаю бабью-то долю...

- Напраслина! Напраслина! - сердился дед.

- Ишь, старый, слышит, оказывается!

- Не забыл еще!.. - шепотом пересмеивалась с молодухой Наталья.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Егор оделся полегче: рыжие нагольные унты, короткий рыжий пиджак, подпоясался натрое мочальной веревкой, встал на старые лыжи, подшитые коровьей красной шкурой.

Рыжая шапка, светлая борода, рукавицы красной шерсти.

- Весь рыжий, только гольдов пугать, - оказал дед.

Егор взмахнул палкой, ринулся вперед, в глубокие снега. Румяный Васька весело помчался за ним. Егор взобрался на сопку, вздохнул вольно.

- Вот она, заветная сторонка! Студеная да ветреная. Зато воля дороже всего. Теперь свой хлеб есть. Со своим хлебом можно походить, поохотиться. А ну, Васька, айда!..

Васька слушал отца и запоминал. Он плохо помнил старое, но от отца не раз слыхал, что тут вольней, чем на старых местах, и это радовало мальчика. А самому Ваське тут по душе. Не то что в голодной дороге, где чуть не все клянчишь у чужих, своего нет...

Вечером, возвращаясь домой, Егор приметил куржу на дереве. На ветке настыл пар, навис косматый иней. В снегу между поваленных ветром и занесенных снегом деревьев - обледенелое отверстие. Лед вокруг с прожелтью, словно из норы дышит курильщик.

- Медвежья берлога! В ней медведь спит!

Васька стоял ни жив ни мертв.

Егор вернулся домой, рассказал отцу про берлогу. Старик вызвался идти на медведя.

- Рогатину сделай, - оказал он Егору.

Всю семью занимала предстоящая охота. Таня принимала в сборах участие. Она была озабочена так, словно сама шла на зверя. Настрого велела мальчишкам не рассказывать, куда мужики идут.

На крутом камне Таня заточила острие и насадила на рогатину. Это понравилось Кондрату.

- Дочь охотника знает, как надо.

- Гольдов бы с собой взяли, - сказала Наталья.

- Зачем нам гольды? - отвечал Егор. - Сами должны...

Дед с ружьем, а Егор с рогатиной поднялись по Додьге, добрались по склону горы к берлоге. Слабый пар курился из дыры.

- Там не один медведь, - сказал Кондрат.

Старик был весело серьезен. Голубые глаза его сверкали из-под косматых пегих бровей. Дома, на Каме, медвежья охота когда-то слыла лихой забавой. Кондрат смолоду хаживал на медведей и мерял силу и ловкость охотников по схваткам со зверями.

Дед заложил ход в берлогу толстым колом. Егор запустил вглубь острую жердь и кольнул спящего медведя. Зверь заревел. Егор подхватил его шестиной, как бы желая приподнять.

Медведь, ухватив жердь, потянул ее к себе, но Егор не дал. Зверь забушевал и вылез, вытолкнув грудью кол и разворотив глыбы снега.

- Медведица!..

Егор встал на обтоптанной площадке, укрепился и приготовил рогатину. Медведица повела мордой и скурносилась, словно людской запах изъедал ей ноздри. Они вздрагивали, обнажая желтые клыки и десну. Дед выстрелил. Медведица взревела и поднялась во весь рост. Егор увидел когти и ноздреватую, иссосанную добела ладонь. Он сильно ударил зверя рогатиной и сразу повалил.

Медведица заревела и забилась головой, словно чесала ухо о сугроб.

- А там еще кто-то есть, - оказал дед, кивая на берлогу.

Егор запустил шестину в лаз.

- Во всех углах пошарь, берлога большая.

Егор нащупал медвежат. Судя по тому, с какой силой вытолкнули они жердь и как ее искусали, медвежата были подросшие. Егор стал ворочать шестом, поддевая зверей, словно мешая в печи головешки. Медвежата злобно рычали, подбегали к отверстию, но на свет не лезли. Мужики заложили берлогу кольями и завалили буреломом, а сами пошли домой. Убитого зверя понесли на шесте.