Николай Задорнов - Амур-батюшка (Книга 2)

Узнав, что поп проводил гостя, Айдамбо собрался к нему.

- И ты со мной поезжай, - попросил он Дельдику.

Супруги приехали в Мылки.

- Я, батюска, опять грех делал. Перед охотой саманил.

- Что такое? - густо и гневно спросил священник.

Айдамбо и его жена смутились. Дельдика, стоявшая у двери, стала трясти и качать сына, хотя он и не плакал.

- Перед охотой саманил, - пробормотал Айдамбо.

- Опять идолам молился! Ах ты, окаянный!

Дело кончилось тем, что поп опять заставил Айдамбо ловить соболей. Хотя он понимал в душе, что теряет меру, именем бога забирая столько мехов у простодушного прихожанина, но удержаться не мог - уж больно хороши были соболя и уж очень прост, до глупости предан и доверчив был Айдамбо.

Айдамбо и Дельдика приехали домой. Они застали там Савоську, вернувшегося из поездки.

Савоська на обратном пути заезжал в Мылки к Покпе и сговорился с ним идти на охоту. Они звали с собой и Айдамбо. Но тот решительно отказался.

Айдамбо получил у Савоськи порох, свинец. Ему нравилось в доме Бердышова. Савоська привез множество разных мехов. На полках разложены товары.

- На охоту один пойдешь? - спросил Савоська.

- Да.

- А шаманить опять будешь?

Айдамбо опустил голову.

- Ну, будешь или нет?

- Буду, - признался Айдамбо. Он вспомнил, что врать нельзя.

- Ты что-то печальный. Поп штраф наложил? Ловко он с тебя гребет!

- Купец жену и ребенка обижает. А поп никогда не трогает, - глянув строго и неприязненно, ответил гольд.

- Обманщики все время умней становятся.

- Да, конечно, так, - покорно ответил Айдамбо.

- А ты с охоты придешь, опять попу признаешься, что шаманил?

- Конечно, признаюсь.

- А ты обмани его, скажи, что не шаманил. Что он тогда делать будет? У-ух! Где он соболей возьмет?

- Нет, я не могу так. Только правду могу ему сказать.

- Ну и дурак! - рассердился Савоська. - Всегда будешь виноват и будешь думать, что хуже всех. Разве ты не понимаешь, что поп сам грешен? Он тебя обманывает. Давай пойдем вместе, я буду шаманить за тебя, а ты молчи.

- Нет, я на это не согласен. Это тоже обман. Отец меня ругает, что я дурак, но я только по закону могу правильно отвечать, - стоял на своем Айдамбо.

При этом разговоре присутствовал Тимошка Силин.

- Так они будут без конца с тебя меха тянуть. Этак жить на свете нельзя, сам сдохнешь и семью по миру пустишь. Это по-нашему называется - у попа была собака, он ее любил...

- Его, конесно, собака! - отвечал Айдамбо.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ

Вася Кузнецов за последний год заметно вырос и становился видным пареньком. Ему шел пятнадцатый год. Зимой не ленился он бегать на лыжах за десять верст, через Амур в Экки, к телеграфисту Сергею Вихлянцеву. Тот с увлечением учил его всему, что знал сам.

В семье Вася научился трудиться. Отец мог построить дом, отковать сошники, сделать ручную мельницу, связать невод, убить зверя, снять кожу с него и выделать ее, сшить из нее обувь или хомут. Люди из "образованного" общества, проезжающие мимо Уральского на пароходе и снисходительно рассматривающие избы и росчисти новоселов, не смогли бы сделать и сотой доли того, что делал Егор. Выброшенные на берег, они оказались бы дикарями и варварами или нищими и попрошайками. У них были знания, которых не было у Егора, и он считал себя темным, а их уважал. Но у Егора были знания и навыки, которых не было у них, о которых они даже понятия не имели.

Вася умел сшить хомут, унты, умел убить зверя или бычка, охотиться на белку, понимал, как строить дом, руки его становились все умелей, ум развивался. В труде он постигал, что означает усталость отца, заботы матери. Он приучался любить животных, птиц, пашню. В такой жизни все любопытно, каждое дело становится школой и заменяет те раздражающие зрелища и книги, без которых скучает и находит жизнь свою пустой городской подросток. Такая жизнь занимает ум и руки куда сильней, чем книги про то, как работает, живет и страдает русский мужичок.

Мать учила не подглядывать, не подслушивать, не смеяться над хромым, больным, слабым, поклониться вежливо старшим, войдя в дом, снять картуз или шапку, перекреститься на иконы, драла уши за скверное слово, хвалила за удаль, за подмогу.

За вранье или за ябеду отец давал по затылку, а дед драл за уши.

- Васька, ты молодец, ты все можешь, если постараешься, - говорила мать, и Ваське хотелось сделать так, как она желает, показать ей, что он именно таков.

А если Наталья хотела возбудить гордость в ком-нибудь из сыновей, то говорила с досадой: "Ты дурак, не способен на такое дело".