Днем или ночью проскальзывали в Киев пешие гонцы от Изяслава, приносили тайные вести, несли князю на Волынь весточки от боярства. Изяслав не примирился с утратой Киева, не сидел тихо в своем Владимире, да бояре и не давали ему покоя, пока он живой. Толкали его впереди себя, выставляя щитом и копьем своим: бей, прорывайся, возвратись, захвати, утвердись!
В церквах молились; за Юрия - в Киеве, за Изяслава - во Владимире и Луцке; молитвы бывали откровенные, бывали и хитрые: "Ослаби, остави, отпусти, господи, нам грехи наши вольные и невольные, умышленные и неумышленные, веру утверди, язык врагу укроти, хорошо сохрани перед братией сей, яко благий бог и человеколюбец. Аминь".
А кто враг?
И знал ли Юрий, что, добыв себе множество друзей, он одновременно добыл врагов столько, что у него в глазах потемнеет? Что после нескольких дней радостей и торжества в Киеве ждут его пять таких тяжелых лет, в которые можно втиснуть не одну такую жизнь, какая у него была до сих пор, но и тысячи, быть может, не хватило бы?
Стычки, раздоры; бегали князья, суетились; мелкота, ничтожество, позор. Со временем историк пренебрежительно отметит, что битвы удельных междоусобиц, которые гремели в нашей истории, маловажны для разума и не богаты ни мыслью для философа, ни красотами для живописца.
А Юрий Долгая Рука вынужден был потратить всю свою жизнь в этих малозначительных стычках и раздорах, упорно пронося сквозь них главную цель и мысль; теперь же, когда осуществилось задуманное, должен был снова погружаться в то, из чего вырывался всеми силами своей души.
Изяслав позвал себе на помощь польского и чешского князей, угорского короля, посылал старого князя Вячеслава, чтобы пошел и сел в Киеве, прогнав младшего по возрасту Юрия, иначе угрожал сжечь волость Вячеслава. Добрый Вячеслав с плачем умолял Юрия: "Приди, спаси от племянника!" Долгорукий послал на запад сыновей с дружинами, а потом пошел и сам. Шесть недель стоял под Луцком, избегая кровопролития, позвал на помощь Владимирка Галицкого, вынудил Изяслава целовать крест о мире, тогда забрал с собой своего брата Вячеслава, возвратился в Киев, надеясь на мир. Но Изяслав, у которого еще и губы не обсохли после целования креста, снова собрал недовольных бояр, пошел следом за Юрием, метнулся к черным клобукам, снова начал подговаривать их хана Кунтувдия выступить вместе против Долгорукого.
Осень, зима, новая весна. Из голодного года - в голодный год, до нового хлеба еще далеко, а кормить Киев нужно. Трудно прокормить врага, но и друга так же тяжело. В Киеве шепоты, темные хождения, сговоры, что-то готовится, что-то зреет, угроза витает в воздухе, каждую ночь через ворота города проникают посланцы от Изяслава и к Изяславу, беззвучно открываются ворота боярских дворов, не затихает возня на дворе у Войтишича, из монастыря святого Феодора выходят один за другим святые да божьи монахи, спускаются на Подол, растекаются во все концы, вздыхают, проливают слезы в беднейших хижинах и землянках. Над кем льют эти слезы? Не такого князя достойны люди. Власть так же, как бог, это всегда - усилия. Но может ли иметь власть человек пустой, бездеятельный, недобычливый? Видит лишь прислужников, не видит народа своего.
- Кто же это? - удивлялись киевляне. - Изяслав? Тот овладевал не только властью, но и свободой, а Долгорукий - князь настоящий. Великий князь.
Все великие князья умерли. Так всегда велось. Живые не принадлежали к большим, не могли быть великими. Боги и владетели велики лишь тогда, когда мертвы. А то, что не великое, достойно презрения и изгнания.
- И тогда снова придет Изяслав, а с ним приползет в Киев сонмище бояр, замызганных и бородатых? Нам же милы суздальцы Юрия, молодые, да пригожие, да добрые, как ангелы.
От рождения и до самой смерти с простого человека постоянно требуют. Простые же люди - ничего и ниоткуда. Теперь настало время требовать им. Чего? Справедливости и хлеба.
- Князь Долгая Рука справедливый и кормит хлебом. Никто никогда еще не кормил весь Киев. А он забрал у бояр зерно и мед, мясо и рыбу, хмель и просо и дал людям. Суды творит по совести. Правды старые возвратил. Новые учреждает. При Изяславе с киевлян драли без правд и без меры. Один боярин, издеваясь над своими людьми, заставлял весной везти для него из Василева на санях, запряженных восемью парами волов, одно-единственное куриное яйцо. Другой, бородатый и замызганный, получал удовольствие от того, что собирал перед двором смердов из своих вотчин и заставлял их целый день бить друг друга в грудь и высовывать языки. Третий купил в Софии колонну и завещал похоронить себя в ней, чтобы ничья нога не осквернила место его захоронения.
Читать дальше