НИКОЛАЙ ЯКОВЛЕВ - 1 АВГУСТА 1914

Но до этого тогда было далеко, академики пока не добрались до рычагов управления, а занимались делами поскромнее, но от этого не менее пагубными. Именно тогда некие ловкачи убедили нашу геронтократию, что нашли философский камень, который откроет дорогу к верхам общества на Западе. Наипростейшим образом — звание «академик» — де уравняет его носителя с творящими там политику, а последние с открытыми ртами будут внимать рассуждениям московских гостей, делать надлежащие выводы, отчего воспоследствуют неслыханные блага для нашей державы. Так, долбили «академики» геронтократам, мы сможем оказывать влияние на действия Запада.

Получилось обратное. На Западе быстро рассмотрели сущность новоявленных «ученых» и превратили их в канализацию для спуска своих идей. Я получил возможность наблюдать за этим процессом вплотную, приняв в 1968 г. приглашение директора Института США и Канады Г.А.Арбатова работать в нем. Где мне было знать тогда, что Арбатов находился поблизости от Брежнева, который любовно именовал его «А6рашей», да и выпестован был Андроповым в дебрях ЦК КПСС.

Схватился я с Арбатовым года через два после прихода в Институт — группа молодых людей под моим руководством сочинила исследование об американской «советологии». Как оказалось, «Абраша» ничего практически о ней не знал, но, просмотрев рукопись, уверенно заявил – «обидится» тогдашний идеолог Демичев. На это я резонно ответил, что Демичева отличает косоглазие, а не познания в идеологии. Итог был плачевным – рукопись отправилась в корзину.

Вот в такие отношения я вошел с академической наукой, олицетворяемой Арбатовым, когда Андропов и Бобков негласно даровали мне свободу творчества. Что же сотворить в первую очередь?

Я выражал сильнейшее неудовлетворение трактовкой истории России в канун судьбоносного Года — 1917. «Boт и попробуйте силы на этом поприще». — дружески заметил генерал, который охотно делился своими пугающе-громадными познаниями в этой области, в том числе о масонах. Он. кстати, предупредил, чтобы я не «пережимал» в этом вопросе. Андропов помалкивал. После всплеска с Тургеневым он как-то не касался научных предметов. Наверное, частично был виноват я. Как-то в ответ на гордый рассказ Председателя о том, как он в остром приступе либерализма прикрыл в здании КГБ внутреннюю тюрьму («ее учредил Сталин!») я рассмеялся ему в лицо и крайне бестактно предложил глубже изучать наследие драгоценного Ленина и железного Феликса, портретами которых были густо обсижены присутственные помещения ведомства. Не знаю, как там беседовал в кабинете с камином на научные темы Бобков, подозреваю, происходил не диалог, а поучающий генеральский монолог – Андропов не раз вскользь говорил о «моих генералах-аристократах», пожалуй, только Ф.Д. подпадал под определение – внушительный, крупный мужчина с ярко-синими глазами.

Последствия, впрочем, обнаружились. При очередной встрече, уже во второй половине семидесятых, Юрий Владимирович поведал о своем растущем демократизме. Сменив политбю-

ровский «членовоз», он на «Волге» съездил на Миусскую площадь, где в ВПШ сдал выпускной экзамен, и на седьмом десятке лет обрел высшее образование. История довольно мутная, начало которой теряется в петрозаводском периоде жизни комсомольско-партийного функционера Андропова, начавшего там сражаться с наукой. Увы, дела, дела! Они растянули сражение на десятки лет. Нужно отдать ему должное, он не приказал выписать диплом как иные коллеги на высоких постах, а сдал потребные экзамены.

На описанном последнем экзамене, с подъемом повествовал он, достался вопрос, связанный с международным коммунистическим и рабочим движением, и «тут я дал им, профессорам!». Лукавые экзаменаторы знали, что спрашивать у недавнего секретаря ЦК КПСС, занимающегося именно этими проблемами. На мой взгляд, куда важнее другое – Ю.В.Андропов раньше не испытывал потребности заручиться дипломом на дипломатической, партийной работе (даже будучи секретарем ЦК КПСС!), а в КГБ дрогнул. Подозреваю, не выдержал интеллектуального превосходства Бобкова и К°. Решил засвидетельствовать по всей форме свою принадлежность к людям образованным. При всей юмористичности ситуации нужно признать — учился он серьезно.

Правда, насмешники из оперативной библиотеки КГБ (невообразимо убогой!), заговорщически подмигивали, сплетничали со мной о том, что Председатель затребовал и читает философские груды, видимо, обожает Гегеля. Я не находил в этом ничего смешного, ибо и сам пытался в меру сил удовлетворять ненасытную любознательность Андропова. К чему?