В идеале же получалось вот что: из общины выходила в основном беднота, а также городские жители, вспомнившие, что в давно покинутой деревне у них есть надел, который теперь можно продать. Огромное количество земель чересполосного укрепления шло в продажу. В 1914 г., например, было продано 60 % площади укрепленных к этому году земель [138] Дубровский С. М. Указ. соч. С. 121.
. Чаще всего покупали землю зажиточные крестьяне, которые, кстати говоря, сами не всегда спешили с выходом из общины. В руках одного и того же хозяина оказывались земли укрепленные и общественные. Не выходя из общины, он в то же время имел и укрепленные участки. Свидетель и участник всей этой перетряски еще мог помнить, где какие у него полосы. Но уже во втором поколении должна была начаться такая путаница, в которой не в силах был бы разобраться не один суд.
Нечто подобное имело уже место после реформы 1861 г., когда досрочно выкупленные, по реформе, наделы сильно нарушали единообразие землепользования в общине [139] Рыбас С. Указ. соч. С. 113.
. Но потом они стали постепенно подравниваться. Поскольку столыпинская реформа не разрешила аграрного вопроса и земляное утеснение продолжало возрастать, неизбежна была новая волна переделов, которая должна была смести очень многое из наследия Столыпина. И действительно, земельные переделы, в разгар реформы почти заглохшие, с 1912 г. снова пошли по восходящей.
Многие крестьяне сопротивлялись переходу на хутора и отруба не по темноте своей и невежеству, как считали власти, а исходя из здравых жизненных соображений. Крестьянское земледелие очень зависело от климата. Имея полосы в разных частях общественного надела, крестьянин обеспечивал себе ежегодный средний урожай: в засушливый год выручали полосы в низинах, в дождливый – на взгорках. Получив надел в одном отрубе, крестьянин оказывался во власти стихии. Только большой отруб, расположенный в разных рельефах, мог гарантировать ежегодный средний урожай.
Вообще, во всей этой затее с хуторами и отрубами было много надуманного. Сами по себе хутора и отруба не обеспечивали подъем крестьянской агрокультуры, и преимущества их перед чересполосной системой хозяйства, по существу, не доказаны. «Нигде в мире не наблюдалось такого практического опыта, – пишет американский историк Дж. Ейни, – который бы показал, что соединенные в одно целое поля принесли с собой агрокультурный прогресс, и некоторые современные исследователи крестьянской агрокультуры фактически отрицают подобную причинно-следственную связь» [140] Зырянов П. Н. Указ. соч. С. 24.
.
Абстрактность замысла столыпинской аграрной реформы в значительной мере объяснялась тем, что ее сочиняли люди, плохо знавшие русскую деревню. За два года пребывания в Саратове Столыпин не мог, конечно, узнать ее достаточно хорошо. Ближайшим его сподвижником в проведении реформы был А. В. Кривошеин. «Он был талантлив, энергичен, чрезвычайно импульсивен и обладал счастливой способностью улавливать, в какую сторону дует ветер», – вспоминал о нем А. А. Кофод, служивший под его началом [141] Зырянов П. Н. Указ. соч. С. 25.
. Витте, считавший Кривошеина «величайшим карьеристом», отмечал, что в 1905 г. он был еще сторонником общины, но после крутого поворота правительственной политики резко изменил свои взгляды [142] Витте С. Ю. Воспоминания. М., 1960. С. 202.
. Главный правительственным теоретиком по землеустройству был датчанин А. А. Кофод. В Россию он приехал в возрасте 22 лет, ни слова не зная по-русски, и затем долго жил в небольшой датской колонии под Псковом.
Несмотря на все старания правительства, хутора приживались только в некоторых западных губерниях, включая Псковскую и Смоленскую. Отруба, как оказалось, подходили лишь для губерний Северного Причерноморья, Северного Кавказа и степного Заволжья. Отсутствие сильных общинных традиций здесь сочеталось с высоким уровнем развития аграрного капитализма, исключительным плодородием почвы, ее однородностью на очень больших пространствах и весьма низким уровнем агрокультуры. Только при таких условиях переход на отруба происходил более или менее безболезненно и быстро приносил пользу.
Итоги столыпинской реформы выражаются в следующих цифрах. К 1 января 1916 г. из общины в чересполосное укрепление вышло 2 млн. домохозяев. Им принадлежало 14,1 млн. дес. земли. 469 тыс. домохозяев, живших в беспередельных общинах, получили удостоверительные акты на 2,8 млн. дес. 1, 3 млн домохозяев перешли к хуторскому и отрубному владению (12,7 млн дес.). По приблизительным подсчетам, всего из общины вышло около 3 млн. домохозяев, что составляет примерно 1/3 часть от общей их численности в тех губерниях, где проводилась реформа. Впрочем, некоторые земледельцы фактически давно уже забросили земледелие. Выходили из общины и переселенцы, отправлявшиеся в Сибирь. Таковых было около 16 % от общего числа домохозяев, вышедших из общины. Из общинного оборота было изъято 22 % земель. Около половины их пошло на продажу [143] Аврех А. Я. Указ. соч. С. 93.
. В конечном счете, властям не удалось ни разрушить общину, ни создать устойчивый и массовый слой крестьян-собственников. Так что можно говорить об общей неудаче столыпинской аграрной реформы.
Читать дальше