Борис Башилов - Масонство и русская интеллигенция

До 1833 года, обер-прокурором был кн. П. С. Мещерский, занимавший эту должность с 1817 года и бывший в эпоху активного наступления русского и мирового масонства на Православие правой рукой министра Духовных дел и Народного Просвещения кн. А. Н. Голицына, которому он, как обер— прокурор подчинялся.

После кн. Мещерского обер-прокурором стал: С. Д. Нечаев. Автор книги «Император Николай I — Православный Царь». Н. Тальберг пишет:

«При нем усилилось значение занимавшейся им должности». После Нечаева обер-прокурором был назначен воспитанник иезуитов… гусарский полковник Протасов. Протасов стал командовать Церковью, как подчиненной ему воинской частью». «Сказалась и прежняя его служба, — отмечает Тальберг.

— …Им еще более усилено было значение обер-прокурора и налажен административный аппарат Синода». Протасов был рационалист, поклонник Запада.

За туманными намеками Тальберга скрывается трагедия усиливающегося административного нажима на Православную Церковь в эпоху КОГДА ОКОНЧАТЕЛЬНО РЕШАЛАСЬ СУДЬБА ПРАВОСЛАВИЯ И ПЛЕНИВШЕЙ ЕГО СВЕТСКОЙ ВЛАСТИ. Ведь годы царствования Николая I, когда еще не окреп духовный отпрыск запрещенного масонства, только что возникший Орден Р. И. — были последними годами, когда Православная Церковь в случае восстановления патриаршества, может быть, смогла бы еще вернуть свою былую духовную силу и свое влияние на народ.

«Несмотря на провозглашение лозунга «Православие, Самодержавие, Народность» в царствование Николая I, — как указывает митр. Антоний, — «церковная жизнь подвергалась все большему порабощению со стороны государства и такое направление жизни последнего подчеркивалось и во внешних символах правительственных действий. Здание Синода было переведено в другое помещение, рядом с совершенно одинаковым зданием Сената». «…В синодальном зале было поставлено председательское царское кресло. Но еще более унижающий характер имели в этом зале два больших портрета, остававшиеся там до последних дней. Первый — портрет Петра I, указывающего рукою на книгу Регламента со словами: «Для сего постановили мы учредить такую коллегию», и проч. (Слова кощунственные в отношении Богоучрежденной церковной власти). Левою рукою император грозил заседанию Синода. Наверно во всей Империи нет учреждения, в коем был бы изображен Государь, с угрожающим этому учреждению жестом. Впрочем, дело, конечно, не в символах, а в том, что в это время, а также в следующее царствование, церковная иерархия и церковная жизнь были явлением не покровительствуемым государством, а разве только терпимым с неудовольствием».

«Мы хотим сказать, — писал в одной из статей митр. Антоний, — что отношение правительства к Церкви с 18-го и 19-го веков было не столько покровительственное, сколько подозрительное, враждебное».

Покровительствовался только известный минимум религиозности, необходимой для сохранения воинами присяги и нравственного благополучия в общественной жизни» (См. «Епископ Никон». Т. I, стр. 53). «На всякое сильное проявление православного религиозного чувства, — пишет он в другой статье, — в народе и в духовенстве взирали с такою же враждебной опасливостью, как в Регламенте Петра Великого. И в этом трогательно объединились и правительство, и школа, и общество и притом в одинаковой степени общество КОНСЕРВАТИВНОЕ и ОППОЗИЦИОННОЕ».

Таков был трагический результат того, что в течение 150 лет Православная Церковь жила и действовала согласно неправославного по духу своему Духовного Регламента Петра I. Ибо этот Регламент, как пишет современный богослов, «лишал духовенство первенствующего положения в государстве и делал церковь уже не указательницей идеалов, которые призвано воспринимать и осуществлять государство, а просто одним из учреждений, департаментом полиции нравов». Церковь уже — не сила нравственно-воспитательная, а учреждение, в котором физическое принуждение возводится в систему. Сама проповедь церковная из живого слова превращается в сухую мораль, регламентированную правительством до мелочей, и Церковь лишается положения свободной воспитательницы народа, свободно отзывающейся на все явления жизни» (М. Зызыкин. Патриарх Никон), Пламя Православия тихо горело только в «тиши монастырей, и особенно в лице «старцев», к которым прибегали для поучения и утешения тысячи людей из всех слоев русского народа. Художественное изображение того, как действует «старец» известно всему миру из романа Достоевского «Братья Карамазовы», где дан образ старца Зосимы» (Н. О. Лосский. Характер русского народа, стр. 19). «Православие блюлось верующим, но чуждым научной формулировке своей веры народом, в монастырях с учениками Паисия Величковского, в Саровской Пустыни, одним словом там, где истинам веры научились не в богословской школе, а в творениях св… Отцов и в православном быте» (Прот. Граббе, «А. С. Хомяков и его богословские взгляды», «Прав. Путь», 1954 г., стр. 3).