Борис Башилов - Александр Первый и его время

«Крепостное право, — как справедливо замечает Н. Багров в своем исследовании «Правовые и социальные источники русской смуты» (Ревель 1931 г.), — несмотря на короткий срок своего существования, оказалось по своим историческим результатам неоспоримо более вредным для русского народа, чем татарское иго.

Оно содействовало разложению духовных сил страны, развитию в народе пассивных черт характера, неудовлетворенности, восприимчивости к бунту, отсутствию правильного развития воли, слепому подчинению вожакам, обещающим землю и свободу, даже если эти обещания потеряли всякий смысл».

Конечно, крепостное право в России, даже в самую сильную пору развития его было все же мягче, чем в странах Европы, чем в соседней Польше, чем в Прибалтике. Но благодаря сильно развитому у русского человека чувству социальной справедливости, оно воспринималось русским крестьянином острее, болезненнее, чем европейскими крестьянами, несмотря на то, что с ним помещики обращались мягче, чем европейские помещики с своими крепостными.

Крепостное право в после-петровской России было неизмеримо суровее, чем крепостная зависимость в Московской Руси; но дореволюционные историки и писатели, преследуя политические цели, изображали правовое и политическое положение крепостного крестьянства всегда в нарочито мрачных красках. Во-первых, всегда замалчивается, что 45 процентов крестьянства никогда не знали крепостного права. Затем, — как правильно замечает С. Г. Пушкарев в своей работе «Россия в XIX веке», изданной Чеховским издательством, — «в дореволюционной России принято изображать положение всего крепостного крестьянства самыми мрачными красками, а всех помещиков полагается изображать в виде диких зверей, которые находят главное и чуть ли не единственное удовольствие своей жизни в постоянном истязании крестьян всеми всевозможными орудиями пытки» — розгами, палками, кнутами, плетьми, железными цепями, рогатками, «щекобитками» и т. д. Бесспорно, случаи жестоких истязаний бывали, мы находим сведения о них в судебных протоколах и в воспоминаниях современников, но они именно потому и попали на страницы мемуаров и в акты судов, что рассматривались как преступления, а не как повсеместно действующий нормальный обычай, (на который, поэтому, никто не обратил бы внимания).

Отвергая слащаво-фальшивую теорию «патриархальной власти», по которой помещики относились к своим крестьянам, как заботливые родители к любимым детям, мы не можем, однако, принять и противоположной, весьма распространенной теории сплошного зверства «класса помещиков». Если мы даже согласимся с утверждением, что помещики видели в своих крепостных не людей, а только рабочий скот, то все же позволительно усомниться в том, что большинство сельских хозяев находило особое удовольствие в постоянном истязании принадлежавшего им рабочего скота. СалтыковЩедрин, которого никто не заподозрит в сочувствии крепостному праву, говорит (в «Пошехонской старине») о характере отношений помещиков к крепостным: «Вообще мужика берегли, потому что видели в нем тягло, которое производит полезную и для всех наглядную работу.

Изнурять эту рабочую силу не представлялось расчета, потому что подобный образ действия сократил бы барщину и внес бы неурядицу в хозяйственные распоряжения. Поэтому главный секрет доброго помещичьего управления заключался в том, чтобы не изнурять мужика, но в то же время не давать ему гулять».

Самый тяжелый период крепостного права падает на эпоху правления Екатерины II. При Александре I и Николае I характер крепостного права стал уже более мягким.

Русская народная мудрость говорит: «Клин — клином вышибают». Петр обрубил все ветки у дерева русской исторической жизни, спилил ствол, расколол его и вогнал в расщелину клин чуждых русскому историческому духу религиозных, политических и социальных идей. Могло ли, находясь в таком положении, русское дерево быстро отрасти и дать новые могучие ветви. Конечно нет!

Чтобы помочь ему снова отрасти необходимо было выбить загнанный в его сердцевину Петром I клин, а только тогда расщепленный ствол мог соединиться и переболев еще некоторое время, искалеченное дерево, пользуясь силой неповрежденных корней, могло пустить новые ветви и расти дальше.

Но это не было сделано и клин, загнанный Петром, продолжал разделять русскую историю, русский дух, русский народ на две половины, не позволяя им снова срастись.