Степан Гедеонов: Варяги и Русь. Разоблачение «норманнского мифа»

Теперь, что такое припев: ой калиодка; что такое: песни калиодушки? Я думаю, не что иное, как греческий припев – ώ μαλή ώδή. Известно специальное значение слова какое, в древнегреческом язычестве. Припев ώ μαλή ώδή отражается в названии празднества лаконской Артемиды. От греческого ώ καλή ώδή – наши ой калиодка, песни калиодушки; от καλαοιδία – общеславянское коляда, песнь славления.

Обел, (круглый, полный) – обло; сферическая форма – обельство, obly (česk.) – овальный. Зажиточные крестьяне в Мораве именовались obilny; в Стирии у краинцев и у хорутан obiln – полный.

Скот. Это слово производят обыкновенно от шведского skatt, сокровище, подать, плата. «Если это шведское слово, – спрашивает Каченовский, – то как оно попало и к полякам; scotus – scojec содержал в себе / 24часть гривны, или 2 гроша». Мы находим его и у чехов и в Силезии. Как куна от куницы, так скот от скота. Погодин замечает: «Скот, скотина, – слова русские; но есть ли малейшее указание в памятниках, песнях, языке, чтоб скотом когда-нибудь назывались у нас деньги, скотницею – казна. Так можно ли сомневаться, что в словах летописи это слово есть норманнское skat, а не наше». Слово скотница, как общеупотребительное, встречается по нескольку раз в летописи: «Повеле (Владимир) всякому нищему и убогому приходити на дворъ княжъ и взимати всяку потребу, питье и яденье, и отъ скотьниць кунами». «И ту дворъ Святославль раздали на 4 части, и скотьницть, бретьяницъ, и товаръ, иже бе не мочно двигнути» и пр.. У Востокова: «Скотница твоя по Божей благодати нескоудна есть и неистощима». На каком же основании выдавать за норманнское слово, признаваемое чисто славянским у поляков, чехов, балтийских славян? Осторожный Гримм этого не сказал.

Смерд. Протоиерей Сабинин объясняет слово смерд из скандинавского: «Smaerd, parvitas, res parvi momenti, homo pauci». В Шестодн. Экс. Болг. : «Яко же бо и смрдаа чедь внещьнеа» и пр. По всей вероятности, слово смерд перешло в германские языки от славян.

Тиун, тивун. Это слово, скорее сродное с древнесаксонским đeng или đeing, thingus – minister, baro, чем со скандинавским pîón – servus, могло перейти к нам вместе с другими германскими (см. гл. IX) от вендских славян; Розенкампф указывает на встречающуюся в разных списках Р. Правды форму тиен вместо тиун . Слово tywun, ciwun сохранилось и доныне в польском языке и означает окружного начальника и воеводу.

Щьляг и стерляг. Нет сомнения, что этимологической основой нашим щьляг и стерляг служат германские schilling и sterling. Но тоже германское schilling находим и у польских славян под формой szelag. Что к нам шиллинги зашли не норманнским, а польским путем, видно ясно из летописи. Щьлягами платят дань только два ляшские племена, радимичи и вятичи. «И въдаша (радимичи) Ольгови по щьлягу, якоже козаромъ даху». «Они же (вятичи) реша: козаромъ по щьлягу отъ рала даемъ». Как самая монета, так и способ взимания дани указывают на польский источник; radlo у поляков и чехов – плуг. Погодин пишет по недосмотру «щляг радимичей и древлян». Древляне платили кунами. Замечание г. Куника, что «слова щьляг по фонетическим причинам нельзя производить от польского szelаg», мне кажется тем произвольнее, что там, где Лаврентьевский список пишет щьляг, списки Ипат., Хлебн. и Троицк, читают: щеляг и шеляг.

В Арханг. списке летописи сказано о вятичах: «Козаромъ по стерлягу отчю отъ плуга даемъ». Слово «отчю», которое Шлецер считал необъяснимым, а Круг производил от очага, взято здесь в смысле отечественного, народного и означает национальную монету вятичей-ляхов.

Ябетник. У Круга: ambaht, ambacht – minister. Уже Эверс указывал на польское gabać – настаивать, беспокоить. Еще ближе к русскому ябетник чешское gebati – резать и поносить; польское gebaty – крикливый, злоязычный. В белградском прологе у Миклошича: «оклеветани быше отъ индикта ябъдника».

Как видно, Круг негодовал понапрасну на Академию наук за то, что, допуская в славянском языке греческие слова, перешедшие к нам вследствие принятия христианской веры, татарские — вследствие монгольского ига, она не склонялась на убеждение, будто бы в раннейшие времена Русского государства было принято в язык оного большое количество германских слов, которые отчасти исчезли со временем, отчасти сохранились до наших дней. Приведенных г. Срезневским и мною примеров достаточно, чтобы увериться в том, что русский язык не принял от скандинавского ни одного слова. А в таком случае, где значение выводов Круга о влиянии норрены на наш язык, о двух языках – норманнском и славянском – в Новгороде и при дворе русских князей, о норманнском письме на Руси и т.д.?