Валерий Замыслов - Горький хлеб (Часть 7)

- Руками раздвинем, Захарыч. Я тогда еще эти пластины приметил. В камне качаются. Осилю.

- Ох, едва ли, - засомневался Захарыч.

Застенок - позади хором. Возле входной решетки, позевывая, топтался дружинник с самопалом и рогатиной.

- Возьмем его тихо. А то шум поднимет, - прошептал Болотников.

Дождавшись, когда караульный повернется в другую сторону, Иванка, мягко ступая лаптями по земле, подкрался к челядинцу, рванул его на себя и стиснул горло.

- Рви рубаху на кляп, Захарыч.

Накрепко связанного караульного оттащили в сторону и подошли к решетке. На засове замка не оказалось. Иванка нашарил его сбоку на железном крюке и молвил озабоченно:

- Выходит, припоздали мы с тобой, Захарыч. В Пыточной - люди.

- Ужель на попятную?

- Была не была, Захарыч. Бери самопал. Айда в Пыточную, - дерзко порешил Болотников.

А в застенке находился Мокей. Раздосадованный мужичьей поркой, холоп, выпив два ковша вина, еще час назад заявился в Пыточную, чтобы выместить свою злобу на узнике.

Афоню на дыбу он не вешал, а истязал его кнутом и, сощурив глаза, дико и гулко, словно сумасшедший, хохотал на весь застенок.

- Брось кнут! - крикнул Болотников, опускаясь с каменных ступенек.

Мокей оглянулся и, узнав в полумраке Иванку, выхватил из жаратки раскаленные добела клещи и в необузданной ненависти бросился на своего ярого врага.

Бухнул выстрел. Мокей замертво осел на каменные плиты. Болотников, выхватив из поставца горящий факел, наклонился над Афоней.

- Жив ли, друже?

Бобыль открыл глаза и слабо улыбнулся.

- Жив бог, жива душа моя, Иванушка... Одначе подняться мочи нет.

Иванка швырнул факел в жаратку и подхватил бобыля на руки.

Бортник ожидал Болотникова возле двора. Долго оставаться в избе было опасно: вот-вот должны княжьи люди нагрянуть.

Иванка до самого крыльца нес Афоню на руках. Подошедшему Матвею молвил:

- Добро, что нас дождался. Просьба к тебе великая, отец. Спрятал бы в лесу Афоню.

Матвей призадумался, бороду перстами погладил. Наконец промолвил:

- Нелегко будет, но в беде не оставлю. Укрою в Федькиной землянке. В ней и Василиса нонче прячется. Там не сыщут... Токмо туда сейчас по реке следует плыть. Челн надобен, родимый.

- Возьми наш челн, отец. Айда на реку.

- Отпусти с рук-то, Иванка. Самого ноги донесут, - ожил бобыль. Но держался на ногах нетвердо, потому побрел к реке, опираясь на Иванку и бортника. А Пахом на всякий случай возле избы в дозоре остался.

Спустились к Москве-реке. Афоня крепился, но перед самым челном протяжно простонал.

- Крепонько избил меня, собачий сын. Все нутро отбил, лиходей.

- Крепись, родимый, не горюй. Старуха моя тебя выправит. Нам бы только до землянки успеть добраться.

- Я терпкий, голуба. Живая кость мясом обрастет.

Усадив Афоню в челн, Иванка крепко облобызал бобыля.

- Будь молодцом, друже. Кабы не хворый был - с собой в бега взял. Даст бог - свидимся.

- По судьбе нашей бороной прошли, Иванка. Удачи тебе, - с задушевной печалью проронил бобыль.

Болотников повернулся к Матвею.

- Василисе передай - вернусь я. Пусть ждет меня. Береги ее отец. Плывите с богом...

Пахом Аверьянов вывел навстречу Иванке коня. Протянул ему меч в ножнах и узелок со снедью.

- Торопись, Иванка.

Болотников шагнул в избу, склонился над матерью, молча поцеловал и, проглотив горький комок, вышел во двор.

- Не кручинься, сынок. За матерью я присмотрю. Прокормимся как-нибудь.

- Тяжело тебе будет, Захарыч. Мамона остерегайся. В случае чего грамотками припугни. На меня сошлись. Скажи, что потайной ларец я с собой увез. Ну, давай прощаться.

- Далек ли путь твой, Иванка?

- В Дикое поле, к казакам, Захарыч.

- Праведную дорогу выбрал, сынок. Скачи!

Обнялись, облобызались и Болотников взмахнул на лошадь.

Около своего загона Иванка осадил коня, спешился и ступил к пожиночному снопу, возле которого три дня назад нашли мертвого Исая.

Болотников снял шапку. Свежий, порывистый ветер буйно взлохматил кучерявую голову, обдал пьяняще-горьковатым запахом надломленной, поникшей нивы...

1 Титул "Слуги" считался в Московской Руси одним из самых знатнейших, выше боярского. Так в XVI веке этот титул носили только три человека: князь Семен Ряполовский, отец которого спас юного Ивана Третьего от коварных замыслов князя Василия Шемяки; князь Иван Михайлович Воротынский за Ведрошскую победу; князь Михаил Воротынский за разгром крымских царевичей на Донце и взятие Казани.

2 Мамаевский сосуд - захваченный в мамаевом обозе после Куликовской битвы 1380 года.