Как чувствовал себя я - после того, как все мои планы, которые я так лелеял в душе, рухнули, легко себе представить.
И все же, быть может, я тогда, действительно, спас Илье жизнь!
Накануне самого суда я узнал, что наша партийная ревельская организация на свою собственную ответственность решила вмешаться в события. Товарищи были убеждены, что все арестованные будут приговорены к смертной казни и расстреляны - и среди них Бунаков. Знали, где будет происходить суд - дорога к нему от "Толстой Маргариты" после площади шла по узкой улице, очень удобной для нападения. Была в распоряжении организации даже квартира, откуда можно было забросать бомбами весь отряд с арестованными, когда осужденных будут под окнами этой квартиры вести обратно после суда. "Пусть наши товарищи погибнут лучше от нашей руки, чем от руки царских палачей - зато при этом погибнет и стража, которая их будет окружать!" Когда я узнал об этом ужасном плане, я запретил им действовать от имени Центрального Комитета. Очень неохотно, но моему приказу они подчинились.
Военный суд состоялся поздно вечером 4 августа. Он продолжался всего лишь несколько часов. Мы знали о нем, узнали также о вынесенном смертном приговоре, но все ли были к смерти приговорены или нет, этого мы никак узнать не могли, несмотря на все усилия Булата. Вечером я видел Амалию - на нее страшно было смотреть, она как будто вся застыла и не замечала окружающего. Эту ночь мы не спали. А на рассвете весь город услышал залп. Слышала его и Амалия (как она позднее мне рассказала). Слышал его и я.
Сейчас же поползли по городу слухи и рассказы. В одном из углов той площади, на которую выходила "Толстая Маргарита", наискосок от собора, был протянут между домами толстый канат и к нему привязали всех приговоренных со скрученными назад руками. Они пели и что-то говорили...
Стреляли на очень близком расстоянии, почти в упор. И сейчас же все трупы отвязали от каната, взвалили на большую телегу и куда-то отвезли. Сколько человек было расстреляно, никто не мог сказать и лишь одно было известно: все расстрелянные были в одежде матросов и только один человек - в штатском.
Один человек - это, несомненно, должен был быть Оскар, схваченный во время самого восстания на "Памяти Азова"... А если только один штатский, значит среди расстрелянных не было Ильи. Я поспешил с этой вестью к Амалии. Она боялась и не смела поверить. Но скоро к ней в гостиницу пришел Булат, который подтвердил этот слух: расстреляны были пятнадцать матросов и Оскар (Это был член ревельской социал-демократической организации Арсений Каптюх, кличка Оскар.)- Илья и двое рабочих с ним оправданы. Мало того, он ей сообщил, что теперь она может рассчитывать на получение свидания с Ильей, что он уже говорил об этом с председателем военного суда, который в принципе ничего против этого не имел. Председатель при этом сказал Булату, что, согласно требованию из Петербурга, всех троих "штатских" отправят в Петербург - дело о них выделено.
Илья каким-то чудом спасся - больше мне нечего было делать в Ревеле. Я сообщил об этом Павле Андреевне Левенсон и она со своим динамитом покинула город. Я также выехал в Петербург. Уже значительно позднее я узнал, что Илья на суде легко доказал, что в восстании на броненосце "Память Азова" участия не принимал, свидетели установили, что он на лодке вместе с двумя ревельскими рабочими подплыл к броненосцу, когда восстание на нем было уже подавлено судить его за участие в военном мятеже не было оснований...
12. МОЙ АРЕСТ В ПЕТЕРБУРГЕ - В "КРЕСТАХ"
В Петербург я вернулся в начале августа и вошел в общую работу. После всего пережитого в Ревеле я чувствовал теперь себя спокойным, хотя Столыпин своими страшными военно-полевыми судами, введенными им после разгона Государственной Думы, и старался нагнать страх на революционеров. За этот месяц, прошедший с момента издания указа о военно-полевых судах для революционеров, были казнены многие, причем некоторые из них были расстреляны даже почти без всякого суда: утром арестовали - вечером расстреляли.
Одной из первых жертв этих судов был мой близкий товарищ по московскому комитету - Володя Мазурин. Его узнали на одной из московских улиц сыщики и пытались арестовать. Он был вооружен и на улице стал отстреливаться. Началась погоня, настоящая охота за человеком по улицам - его схватили, судили и на другой день повесили во дворе той самой Таганской тюрьмы, где мы сидели вместе, и у той самой стены, возле которой мы так часто вместе гуляли и играли в чехарду...
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу