Вячеслав Егоров - Ленин, мы и будущее. Опыт свободного и пристрастного анализа

О характерных случаях, отражающих явный интерес Ульянова к людям, вспоминал и одноклассник Владимира Д.М. Андреев. Однажды, когда они учились в 7 классе, спустились садами к Волге. На пристани царило большое оживление – грузили баржи с хлебом. «Эй, здорово, паренек! – крикнул вдруг один рабочий, обращаясь к Володе. За рыбкой приехал? Ну, бог тебе в помощь!» – проговорил он ласково, пока ребята усаживались в лодке. Это был один из знакомых Ульянова, с которыми тот любил разговаривать на пристани. В другой раз они встретили на пристани татарина и Володя расспрашивал его – как будет то или иное слово по-татарски. Был и случай, когда гимназисты увидели грузчика родом из Персии, так его Володя часа два расспрашивал о жизни на Востоке.

Здравый смысл подсказывает, что годы близкого общения с этими, часто босоногими, пацанами дали очень многое для Володи в понимании сути самой обычной народной жизни из низших сословий, которые нередко были лишены возможности нормально питаться, одеваться, получать образование – одним словом – полноценно жить, как это подобает человеку. Конечно, будущий Ленин в ту пору не делал слишком глубоких обобщений на эту тему, но непосредственное общение с обделёнными сверстниками в его искренней душе в форме ощущения несправедливости и неправильности устройства жизни оставалось.

В старших классах Володя, по просьбе Ильи Николаевича, трижды в неделю встречался и консультировал26-летнего Никифора Охотникова, к тому времени молодого учителя математики Симбирской чувашской школы, чуваша по национальности. Владимир без всякой оплаты за два года успешно подготовил его к экзаменам по латинскому и греческому языкам за гимназический курс. Это было необходимо Охотникову для дальнейшего поступления в университет. Вполне естественно, что кроме обсуждения глаголов и склонений любознательность Владимира подталкивала его к разговорам о житье-бытье людей и в чувашской деревне.

Вот так и шло время детства и юношества Владимира Ульянова, когда семья, обстановка, окружение, друзья, с кем постоянно общался, оказывались для него как раз тем определяющим фактором и судьбоносным временем, когда в глубинах души закладывались основы его характера, духовного мира, мировоззрения.

Читать Владимир любил, и для этого у него были практически идеальные условия для того времени. В дом Ульяновых регулярно по подписке, кроме взрослых журналов «Современник», «Отечественные записки», «Искра», «Вестник Европы»,приходили детские журналы и книги. Кроме семейной библиотечки он, как и другие дети, пользовался городской Карамзинской библиотекой. Множество интересной литературы также попадало в его руки, когда семья приезжала в Кокушкино, где находилось небольшое имение отца Марии Александровны. Среди любимых у Владимира были книги о природе и животных, произведения Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Некрасова, Салтыкова-Щедрина, Гоголя, Майн Рида, Фенимора Купера, Бичер-Стоу и других русских и зарубежных классиков. Книгами Пушкина зачитывался, а, судя по его будущему отношению к священнослужителям, его особенно впечатлила несуразной жадностью сказка «О попе и работнике его Балде».

Кумирами Володи надолго оставались индейцы, их романтические образы, близость к природе. Их мужественная борьба против колонизаторов вызывала в формирующейся душе Володи живой отклик и искреннее сопереживание. Скорее всего, именно в то время он стал задумываться о борьбе добра и зла в этом мире. Его русский разум не мог согласиться с тем, что«убийство дикаря»–это подвиг, или с тем, что краснокожие отличаются от зверей только хитростью, и что совсем не грешно снять с них скальпы, за которые ещё и деньги можно получить. Образы Натти Бампо, Чингачгука, Ункаса, Твердого Сердца прочно поселились в его сердце, и совсем не случайно он потом довольно долго в своих посланиях использовал пиктографическое письмо индейцев.

Не меньший эмоциональный отклик у него вызвал и роман «Хижина дяди Тома». Жестокая судьба рабов в США, о жизни и страданиях которых талантливо и ярко рассказала Гарриет Бичер-Стоу, были для его молодого сердца откровением. Он, конечно, знал, что и в России всегодва десятка лет назад тоже покупали и продавали крепостных крестьян. Но о возможности таких изуверств по отношению к людям, как описывалось в книге, он даже не подозревал. И эти новые знания стали жгучей каплей, которая упала на его душу.