Леонид Жариков - Повесть о суровом друге

- Вот их правосудие, товарищи!

Солдат, шедший позади, пнул его ногой:

- Иди, не разговаривай.

- До скорого свидания, товарищи! На баррикадах!

- Прощения просим, товарищ Митяй! - доносились голоса.

Мы с Васькой спрыгнули с дерева, но нас затерли. И думать было нечего, чтобы протиснуться к дяде Митяю. Верховые казаки отгоняли людей плетьми.

Мы бежали до самой тюрьмы. Там жандармов и полиции было еще больше. Тюрьму переполнили арестованными, оттуда, из-за стены, доносился встревоженный гул.

Из одного окна сквозь решетку просунулся красный платок и кто-то прокричал:

- Братья! Продолжайте борьбу!

Околоточный поднял кирпич и, скверно выругавшись, запустил им в решетчатое окно.

Мы ушли: боялись, как бы не началась стрельба.

Нехорошо было на душе - наших побили. А по главной улице мимо богатых магазинов, развалясь на бархатных сиденьях, катили на пароконных фаэтонах разнаряженные барыни с офицерами.

Я потянул Ваську домой.

Солнце садилось. Запад был охвачен заревом.

На базаре мы увидели толпу женщин и ребятишек. Они кого-то слушали. Мы подошли. Прямо на земле, сложив ноги калачиком, сидел старик с бандурой в руках. Волосы у него были белые, брови пушистые. Старик ударял по струнам и не пел, а говорил, то тихо, едва слышно, то громко и сердито:

Гей, гей...

Як умру, то поховайте

Меня на могиле,

Серед степу широкого

На Вкраини милий.

Старик прижал струны рукой и замолк. И вдруг снова ударил по ним. Звонко вскрикнули струны, и старик угрожающе заговорил:

Поховайте та вставайте,

Кайданы порвите

И вражою злою кровью

Волю окропите.

Гей, гей!..

Неожиданно догадка озарила меня: "Да ведь это же тот самый Бедняк с гуслями, про которого рассказывал Васька! Значит, он еще ходит по земле, ищет царя, чтобы расплатиться с ним". Сказка переплелась с жизнью, и я уже не знал, где выдумка и где правда.

Я хотел сказать об этом Ваське, но из-за угла развалистой походкой вышел Загребай с длинной черной шашкой на бедре. Люди испуганно зашептали что-то гусляру, но Загребай опередил их и пнул старика сапогом:

- Ну чего расселся? Марш отсюда! Живо!

Старик поднялся и пошел. Притихшие, мы провожали его до самой окраины, а там остановились и долго смотрели, как Бедняк уходил по дороге в бескрайнюю степь.

- Пошел царя искать... Правда, Вась?

Васька ничего не ответил.

Глава четвертая

КОНЕЦ ИМПЕРИИ

Отречемся от старого мира,

Отряхнем его прах с наших ног,

Нам не нужно златого кумира,

Ненавистен нам царский чертог.

1

В феврале семнадцатого года на заводе вспыхнула такая забастовка, какой не бывало. Завод притих, даже гудок, по которому жил весь город, молчал. Мы с утра побежали смотреть на невиданное зрелище - остановившийся завод. С нами увязалась сестра Абдулки Тонька. Подобрав юбчонку, она бежала позади и хныкала:

- Абдулка, обожди!

Ничто не могло удержать нас, даже слухи о том, что хозяин завода Юз сам сторожит завод с ружьем, заряженным солью. Соль была пострашнее пули. Пуля что? Убьет, и ладно. А вот если стрельнет солью в сидячее место, тогда одно спасенье: ищи корыто с водой и садись в него, сиди и терпи, пока соль не растает.

В воздухе чувствовалось веяние весны. С крыш сыпалась веселая капель.

На мокрых дорогах появились темно-синие грачи. Они важно расхаживали по талым лужам, поводя длинными белыми носами.

Сквозь известную одним нам дыру в заборе мы гуськом, друг за другом, пробрались на завод.

Первое, что бросилось нам в глаза, был чистый снег, лежавший всюду: на крышах цехов, на ржавых котлах, на мартеновских болванках, сложенных по обеим сторонам подъездных путей. Это было диво: мы привыкли, что снег на заводе всегда бывал черным, как сажа.

Еще больше поразила нас тишина. Угрюмо возвышались холодные доменные печи. На них тоже покоились шапки снега, хотя раньше наверху вечно бушевало пламя. На заводе стало светлее: небо очистилось от дыма и копоти. На поржавевших рельсах стояли осыпанные снегом горбоносые паровозные краны.

В мартеновском цехе было пусто и холодно. Сквозь завалочное окно мы пролезли внутрь печи и потанцевали на остывшем, твердом металле.

Потом мы перебежали в котельно-мостовой цех. От безлюдья и тишины цех казался еще больше. Взглянешь под крышу, где неподвижно повисли подъемные краны, и картуз валится с головы.

Васька приложил ко рту ладони, сложенные трубкой, и крикнул на весь цех:

- Ку-ка-ре-ку!

Эхо отдалось над высокими сводами здания, разноголосо откликнулось в котлах, разбросанных повсюду.