Сергей Бабурин - Страж нации. От расстрела парламента – до невооруженного восстания РГТЭУ

Ранним утром нас разбудили длинные очереди из автоматического оружия.

Беспорядочно работал пулемет. Вскочив, мы бросились к окнам. Вдоль Краснопресненской набережной двигалась пара бронетранспортеров, подминая горевшие костры защитников парламента, один из бронетранспортеров поливал все окружающее пространство свинцовым ливнем.

Так для меня и всех остальных защитников российской Конституции, находившихся в Доме Советов России, начался день 4 октября 1993 года.

Было около 6 часов утра. Я находился в комнате отдыха своих служебных апартаментов председателя парламентского Комитета на шестом этаже Дома Советов — здания Верховного Совета Российской Федерации. В моем огромном кабинете отдыхали помощники — Алексей Суслов и Алексей Ващенко, дремал на раскинутом диване депутат Николай Павлов.

Началось.

Горечь происходящего не стала неожиданностью — после непонятных событий накануне у Останкино, где, как мы уже знали, пролилась кровь, после моих ночных поездок в штаб МВО и Министерство государственной безопасности, а затем к Генштабу, чего-то подобного я ожидал. Но на чудо и здравый смысл всегда хочется надеяться.

Попытка пройти из нашего крыла в центральную часть здания не удалась — первый же человек, рискнувший появиться на лестничной клетке, был ранен снайпером, стрелявшим со стороны мэрии. Раненого занесли ко мне в приемную и среди тех, кто оказывал ему медицинскую помощь, был молодой монах. Так мы познакомились с отцом Никоном (Белавенцем), православным и монархическим подвижником, дружбу с которым сберегаю доныне.

Последующие несколько часов были наполнены грохотов выстрелов и чувством собственной беззащитности. Из 12 человек, что лежали под автоматным и пулеметным обстрелом на полу моего кабинета (в том числе три женщины и один ребенок — сын журналистки), ни у кого не было оружия. Ни у контр-адмирала Березина, ни у нескольких членов Союза офицеров, ни, тем более, у депутатов и женщин. Я, например, после Афганистана не мог заставить себя зайти даже в тир, тем более исключал возможность брать в руки оружие. Настрелялся!

В средине дня к выстрелам из пулеметов и автоматического оружия добавился артобстрел.

Мы увидели, как центральная часть здания Дома Советов вздрагивает и рушится под обстрелом стоящих на мосту и у гостиницы «Украина» танков. В чем-то повезло: танковые снаряды летели в центральную часть здания, мой же кабинет находился в правом крыле, стоящем перпендикулярно фасаду. От снарядов мы были избавлены, но при малейшем качании жалюзи на окнах, раздавались выстрелы из стрелкового оружия.

Какие мысли были в те часы и минуты?

Конечно, мысли о невероятности происходящего. Мы, избранные народом депутаты парламента России, находимся в стенах своего парламента, а по нам стреляет родная российская армия.

Где-то в средине обстрела Н.А. Павлов, чертыхаясь и переползая ближе к столу заседаний комитета, спросил:

— Сергей Николаевич, ты человек военный, прошел солдатом Афганистан. Что надо будет делать, если в кабинет залетит снаряд?

Все разговоры смолкли в ожидании моего ответа.

Что ж, каков вопрос, таков и ответ. Размеренно и спокойно, но так, чтобы слышали все, я ответил:

— Если в кабинет залетит снаряд, то подождать, когда пыль от разрыва осядет, и действовать по ситуации.

Шутка была рискованной, но восприняли.

Только во второй половине дня, когда начались переговоры, и обстрел прекратился, мы смогли пробраться в центральную часть здания парламента. По пути туда увидели и внутри здания, и снаружи тела погибших защитников. Первыми погибшими для меня стали те, что лежали на косогоре напротив 20 подъезда у символического бруствера. Еще накануне я беседовал с окапывавшимися там двумя молодыми казаками.

Снаружи через громкую связь передали, что предлагают всем женщинам и журналистам покинуть здание, гарантируя их безопасность. Увидев в зале Совета Национальностей Надежду Гарифуллину, все дни находившуюся рядом с нами, я подошел к ней:

— Надежда Халиловна, вы страшно устали. Журналистам обещают безопасный проход. Идите.