Иван Яцук - Петр Алексеевич и Алексей Петрович. Исторический роман. Книга первая

Мы все уткнули глаза в мертвеца, якобы с интересом разглядываем. А что делать – заставит грызть. Васильев теперь–наилучший навигатор во всем российском флоте, но мяса не ест вовсе, высох, как щепка, вряд ли долго проживет. Таков Ваш батюшка. Стратегии и тактике не по книгам учится, а на крови своих солдат.

Под Азовом: наши штурмуют стены, турки крюками скидывают лестницы, льют горячую смолу, протыкают штыками. Лестницы маловаты; перед тем, как влезть на стену, наш солдат совсем беззащитный. Казалось бы, ясное дело: давай отбой, меняй тактику, удлиняй лестницы, только потом снова иди. Нет же! Дает опять команду на приступ. Опять, опять, пока ни обломали все лестницы, пока стрельцы не остановились сами.

Летит, разъяренный: зачем не лезете? Бунтовать? На плаху всех положу! Мать вашу… Но не тут- то было. Перед ним не стрелецкие головы на колодах, а суровые мужики с бердышами в руках. Тут до него, наконец, дошло. Побледнел, оглянулся назад, а рядом с ним только два денщика, да и те дрожат, как осиновый лист. Попятился, повернулся и почти побежал. Весь вечер щека дергалась, а утром дал наказ домой, Ганнибал дерьмовый! Больше тысячи положили тогда стрельцов за один день. А потом он еще лютует, что стрельцы восстали: как тут не восстанешь, ежели твой царь хуже басурмана тебе смерти желает.

В битве при Лесной приказал позади пехотных колон поставить полк башкир и калмыков с пиками, чтобы кололи отступающих. Что ж тут удивляться, что потери побежденных – три тысячи, а победителей – восемь. Не уменьем, а числом берет. Кровь с него сходит, как с гуся вода. При Полтаве наших войск было шестьдесят четыре тысячи, а шведов – тридцать пять. И кричат: виктория, виктория! В полках бают, что Меншиков, вот уж, действительно, смельчак отчаянный, под конец боя отвел царя в сторонку, попросил у него треуголку и прострелил. «Теперь вы, государь, настоящий герой!» – якобы сказал Данилыч. С той поры царь надевает сию треуголку каждый год к годовщине. Как после такого Меншикова не любить, не жаловать? А сия скотина подставила меня самым подлым, самым гнусным образом, разорила до подошвы.

–Ты никогда мне такого не рассказывал,– удивился Алексей.– Я тоже знаю светлейшего: мастер на все руки, делец необыкновенный. Первый свой капитал заработал на рубке голов стрелецких. Когда батюшка заставил бояр самолично казнить стрельцов, у многих не хватало духу поднять топор, а Меншикову все нипочем. Подрядился тайком подменять бояр по сто рублев за голову. Говорят, заработал тогда две с половиною тысячи. С тех пор у него дело и пошло.

– Верю, что так оно и было,– согласился Кикин–Не рассказывал, а теперь расскажу, потому как уезжаешь, и неизвестно, свидимся ли еще раз, –сказал он.–Не рассказывал, потому как разговоры есть, что я корысть от дружбы с вами имею.

–Гм,– усмехнулся Алексей и снова потянулся к вину,– какая же от меня корысть? Я в опале у собственного отца. Сколько людишек знатных от меня отвернулось после 15–того году, от приятельства со мной могут произойти одни неприятности. Спасибо, что хоть ты не забываешь. Рассказывай, Александр Иванович, что у тебя стряслось с Меншиковым? Я токмо знаю, что ты находился под следствием, но не стал тебя об том расспрашивать. Ты сам напросился.

–А-а,– Кикин тоже выпил, вытер платком губы. Платок аккуратно сложил и положил в карман.– Говорить особо не о чем. Я служил в Адмиралтействе, строил корабли, строил Летний дворец для царя. Меншиков был губернатором Питербурху, а заодно главным подрядчиком. Работали бок о бок. Уйма документов, накладных, подрядов. Приносит Меншиков документ: подпиши. Вижу, цены не те. Говорю ему, а он: «Сие согласовано с государем». Ну как тут не поверить, ежели князь каждый день с твоим батюшкой якшается? Были у меня сомнения и по количеству материалов, и по объемам исполненных работ, и по ценам, да не будешь у царя спрашивать, разрешал ли он такие операции.

И вдруг учреждается следственная комиссия под началом князя Долгорукого. Опять приносят документ: «Вы подписывали?» Смотрю – да, я. »Здесь значится цена такая-то, а в тот год цена была в два раза ниже. Объяснитесь». Я к Меншикову: »я сей документ под вашей протекцией подписал. Объясните сие следственной комиссии», а он приказал слугам гнать меня в шею да еще сказать, что за клевету привлечет меня к суду. Объявлять в объяснительной записке имя царя, светлейшего? И того хуже будет. Пришлось все брать на себя.

Уплатил штраф, почти все состояние на то ушло, сослан был в Москву простым чиновником. Вам писал, что по семейным обстоятельствам отпросился. Потом опять понадобился, когда два корабля не смогли из верфи выйти. Назначили адмиралтейц- советником. Встречаю Меншикова, идет навстречу с распростертыми объятиями: «рад тебя видеть, перед Петром Алексеевичем лично ходатайствовал». Я ему и руки не подал.