Михаил Тихомиров - Труды по истории Москвы

Наконец, существовал и третий путь из Москвы в Константинополь, который, впрочем, имел важное значение не столько для самой Москвы, сколько для западных русских городов: Новгорода, Смоленска, Твери. Этот путь шел по территории Литовского великого княжества к Белгороду, или Аккерману, имевшему на Черном море немаловажное значение в XIV–XV веках. Такой дорогой ехал, например, в Константинополь иеродиакон Троице—Сергиева монастыря Зосима. От Белгорода он добрался морским путем до Константинополя, испытав все опасности непривычного для него морского путешествия: «С нужей доидохом устья цареградского, тогда бывает фуртина великая и валове страшнии». Фуртина – буря, непогода. Это слово было взято русским путешественником от корабельщиков итальянцев или греков (итальянское и новогреческое fortuna – непогода). Зосима шел из стольного города Москвы на Киев и оттуда на Белгород. [371]

В конечном итоге все дороги с русского севера сходились к Константинополю. Прямой же кратчайший путь на север шел по Дону и выводил к Москве. Таким образом, Константинополь на юге и Москва на севере были конечными пунктами великого торгового пути, связывавшего Россию со Средиземноморьем.

Торговля с Сурожем и Константинополем получила особенное развитие во второй половине XIV столетия. В это время она была, можно сказать, определяющей торговое значение Москвы. Торговые связи с югом интенсивно поддерживались и в XV веке, но наряду с ними все более усиливается торговля Москвы с Востоком и Западом. В конце XV века главным средоточием русской торговли на берегах Черного моря становится уже не Судак, а Кафа. В Кафе, как и в Азове, сидел турецкий губернатор. Поэтому главный поток русской торговли, по—прежнему направлявшийся в Константинополь и другие города Малой Азии, в основном проходил через эти города.

Уже И. Е. Забелин предполагал, что «Москва, как только начала свое историческое поприще, по счастливым обстоятельствам торгового и именно итальянского движения в наших южных краях, успела привлечь к себе, по—видимому, особую колонию итальянских торговцев, которые под именем сурожан вместе с русскими заняли очень видное и влиятельное положение во внутренних делах великокняжеской столицы и впоследствии много способствовали ее сношениями и связям с итальянскою, фряжскою Европою». [372]С этим замечанием соглашается новейший исследователь московской торговли веков В. Е. Сыроечковский. [373]

Связи Москвы с итальянскими колониями в Крыму были постоянными. Поэтому фряги, или «фрязины», не являлись для Москвы новыми людьми. Исследователи, впрочем, до сих пор не отметили ту любопытную черту, что московские торговые круги в основном были связаны не вообще с итальянскими купцами, а именно с генуэзцами. Выдвижение в митрополиты Митяя и посвящение в митрополиты Пимена не прошли без участия генуэзцев, как это отметил еще Платон Соколов в исследовании о взаимоотношениях русской церкви с Византией. [374]Пимен прибыл в Константинополь осенью 1376 года, вскоре после воцарения Андроника IV, свергнувшего с помощью генуэзцев своего отца Иоанна V. Деньги, понадобившиеся Пимену для поставления в митрополиты, были заняты «у фряз и бесермен» под проценты. Упоминание о бесерменах чрезвычайно любопытно, так как речь идет явно о турках, с которыми генуэзцы старались поддерживать хорошие отношения, заботясь о безопасности торговых связей с Причерноморьем. Перед нами приподнимается завеса над крупными политическими интересами, которые вступали в борьбу между собой под прикрытием чисто церковного вопроса о том, кто будет русским митрополитом. Недаром соперник Митяя, митрополит Киприан, заявлял: те на деньги надеются и на фрягов, я же на Бога и на свою правду. В деле поставления Пимена итальянцы сыграли, несомненно, крупную роль.

В торговлю Москвы с Константинополем, Кафой и Судаком втягивались русские, итальянские и греческие купцы. Об ее характере дает представление заемный документ, «кабала», выданная ростовским архиепископом Феодором совместно с митрополитом Киприаном на 1000 новгородских старых рублей. Кабала была дана в Константинополе «Николаву Нотаре Диорминефтру». [375]В ней читаем прямое обязательство помогать греческим купцам: «Аще единою страною Рускою возвратятся, имаемся приводити и всю торговлю их своимы проторы и наймом, и промыт, и прокорм, даже до рекы Богу». Таким образом, в кабале показан путь в Византийскую империю, шедший к реке Бугу, следовательно, в направлении на Белгород [376]на берегу Черного моря. Устанавливается и основной товар – меха («белкы добрыя тысячу по пяти рублев»). [377]При дальности доставки этот товар имел наибольшее значение в русской отпускной торговле со Средиземноморьем.