Михаил Тихомиров - Труды по истории Москвы

На западной, вернее, на северо—западной стороне к Москве примыкал громадный Измайловский парк, переходящий в лес по направлению к Кускову. От него осталось теперь только одно название «Терлецкий лес». От чего происходит это название, я не знаю, но в то время это было запущенное и довольно красивое место.

Разница растительного покрова в Лосином острове и в Измайлове была весьма ощутительная. В Лосином острове преобладали громадные строевые сосны, иногда ели; в Измайлове преобладали различного рода вязы, липы и другие высокие, красивые лиственные деревья.

За Таганкой город кончался. Между Крутицкими казармами и Симоновым монастырем лежали обширные капустные поля. Здесь находились также пороховые погреба. Сам монастырь красиво возвышался на… берегу Москвы—реки. От него теперь осталась только половина прежней постройки, хотя архитектурой этого монастыря Москва могла бы гордиться не в меньшей степени, чем гордятся своими замками французы и немцы.

За Симоновым монастырем располагались различного рода картофельные и капустные поля, доходя до Тюфелевой рощи на берегу Москвы—реки. Это, собственно, была уже не Москва, а подгородное место. Громадные пространства заняты были здесь капустой, картофелем, морковью, свеклой, огурцами и прочими огородными растениями. Огородный пояс занимал большие площади и доходил до Чесменки (Текстильщики) и Перервы.

К Симонову монастырю примыкала небольшая роща, также почти уничтоженная. В этой роще находился маленький «Лизин пруд», тот самый пруд, который описан был Карамзиным в его повести «Бедная Лиза». По Карамзину, Лиза утопилась в этом пруду от несчастной любви. Во времена же моего детства утопиться в этом пруду при самом яростном желании… было невозможно. Пруд был мелководный и грязный.

Замоскворечьем город кончался за Садовым кольцом. Дальше тянулись различного рода слободы, селения и луга. Например, у деревни Котлы существовали большие огороды. Зюзино лежало в пяти километрах от города и отделено было от него различного рода полями. Коломенское казалось далеким селом, и от Москвы его отделяло расстояние примерно в пять – семь километров.

На западе Москвы село Фили представляло собою настоящую деревню, где находилась знаменитая церковь конца XVII века, сохранившаяся до нашего времени.

Кунцево, которое я плохо знал в то время, было очаровательным уголком. К нему примыкали те местности, которые описаны Забелиным в его книге «Древний Сетунский стан». Забелиным описана и… Сетунь, небольшая речка, которая текла в красивых берегах. Еще в начале революции берега Сетуни представляли собою очаровательную сельскую местность. Здесь стояли остатки дворянских усадеб. Вдоль реки тянулись заросли черемухи. Она великолепно цвела в весеннее время.

Ближайшие подмосковные дачи располагались не больше, чем в двадцати верстах вокруг Москвы. Десять верст расстояния от столицы уже казались достаточными для того, чтобы жить на даче – на свежем воздухе. Сейчас это кажется каким—то странным анахронизмом. Например, Пушкино в те времена казалось довольно отдаленным местом. Что же касается до Троицкой лавры, современного Загорска, то поездка туда совершалась весьма торжественно, как дальнее путешествие, занимавшее в одну сторону от двух с половиной до трех часов времени при поездке по железной дороге.

Мои родители снимали дачи несколько в стороне от железной дороги, так как отец любил сельское уединение. Кроме того, дачи поблизости от железнодорожных станций стоили дорого. По Ярославской дороге мы жили, например, в таких местах, как село Тайнинское, село Медведково, в двух—трех километрах от Лосиноостровской. Медведково было в те времена очаровательной местностью поблизости от Свиблова. Оба села стояли на Яузе и были окружены вековым лесом.

По Нижегородской железной дороге мы жили сравнительно редко, потому что мать считала местности по этой дороге сырыми, а это она находила своего рода преступлением. Всю свою жизнь мама была уверена, что ее дети могут заболеть туберкулезом, хотя никто из нас туберкулезом никогда не болел. Она отличалась хорошим сложением, высокой грудью, но всю жизнь боялась умереть от болезни легких. И действительно, умерла от катара легких, неизвестно когда и где полученного, хотя никто из детей болезнями легких никогда не страдал.

По Нижегородской дороге, насколько я помню, мы жили в Кучине, где впоследствии были устроены поля орошения. Позже, после смерти матери, жили в Салтыковке, местности тогда очень красивой.