Михаил Тихомиров - Труды по истории Москвы

Оба сказания о Тохтамышевом нашествии послужили материалом для новой повести о том же событии, более обширной и вошедшей в состав Московского свода конца XV века, Воскресенской летописи и Типографского летописца. [632]В этих летописях помещены в основном однородные повести о Тохтамышевом разорении, впрочем, отличающиеся некоторыми деталями, причем Московский свод и Воскресенская летопись дают текст уже более осложненный и поздний, чем Типографская.

На примере последней легко наблюдать процесс создания сводной повести о Тохтамышевом разорении. Автор объединил обе ранние повести, выбросил из них кое—какие подробности и согласовал текст, добавив некоторые дополнения фактического и словесного характера. Сделано это было в общем толково, хотя и не обошлось без ошибок. Так, первая повесть молчала о крестном ходе из городских ворот и говорила, что Тохтамыш «оболга Остея лживыми речами» и убил его перед городскими воротами, а вторая повесть сообщила уже о крестном ходе из городских ворот. Новая же редакция, сказав, что москвичи вышли из города «с князем своим», вслед за тем непоследовательно говорит: «Князь их Остей преж того убьен бысть под градом».

В целом надо признать, что автор новой повести обладал определенными литературными навыками. Как и его предшественник, он мало интересовался церковными делами и даже пропустил имя игумена, погибшего в Москве, о котором упоминается в первой повести о разорении. Перед нами светский человек, интересы которого направлены в определенную область – в область борьбы московских черных и лучших людей. Появляется мотив добрых и недобрых людей. Первые молятся со слезами Богу, а недобрые люди ходят по дворам, выносят из погребов господские меды, пьют до великого пьянства и дерзко говорят: «Не устрашаемся поганых татар нахождениа, велик тверд град имуще, его же суть стены камены и врата железны». Автора привлекает не столько гибель княжеской казны, сколько расхищенные богатства «сурожан и суконников и купцов и всех людей». Москвич и горожанин чуется нам в плаче о разорении Москвы, который вставляет автор в свою повесть. Был раньше чуден град и многое множество людей было в нем, кипел богатством и славою, превзошел он все грады Русской земли честью многою, в нем князья и святители жили и по отшествии от мира сего погребались. В это же время изменилась доброта его и отошла слава его и уничижение пришло на него; не было в нем видно ничего, но только дым и земля и много лежащих трупов, а церкви каменные огорели снаружи, выгорели и почернели внутри, полны крови христианской и мертвых трупов, и не было в них пения и звону, никто к ним не приходил, и никого не осталось в городе, но было в нем пусто. Трудно датировать новую сводную повесть, но она появилась уже спустя некоторое время после события, может быть, в конце XV века, в связи с московскими волнениями черных людей в 1480 году.

Мотив о недобрых людях, грабящих господские дома и похищающих сосуды серебряные и дорогие скляницы, был еще усилен в редакции сводной повести о Тохтамышевом разорении, помещенной в Московском своде и Воскресенской летописи. Если более ранние повести говорили, что московский народ не пускал из города мятежников и крамольников, пытавшихся бежать, то редакция Воскресенской летописи уже прямо называет мятежниками, крамольниками тех горожан, которые удерживали беглецов, стремившихся бросить родной город. Крамольниками делаются не беглецы, а защитники города.

Этот мотив получил особое развитие в двух близких по содержанию сводных повестях о Тохтамышевом разорении, помещенных в Никоновской летописи. Там уже «воссташа злыа человецы друг на друга и сотвориша разбои и грабежи велии». [633]Нельзя, конечно, считать новые подробности этих повестей выдуманными. Авторы их могли иметь под руками дополнительные материалы, но мотив хвастовства и пьянства горожан выступает все сильнее, как и в былинах. Мотивы пьянства берут верх над трогательной повестью о гибели Москвы. Сводная повесть возникла поздно, когда воспоминания о событиях стерлись, а московские горожане постепенно теряли свои прежние вольности. Поэтому главной причиной московской гибели признано несогласие среди горожан, упивавшихся вином и постыдным образом дразнивших со стен татарские полчища. Не без огорчения надо отметить, что эти поздние повести, уже исказившие действительность, наиболее известны в нашей литературе и наиболее часто цитируются, хотя относятся уже к литературе XV, а не предыдущего века.