Вячеслав Фомин - Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

После принципиально важного вывода Эверса и Строева начался процесс выделения из состава летописи ее источников [795]. В 1853 г. С. М. Соловьев предположил, что основой ПВЛ являлось Сказание о призвании варягов, первоначально представлявшее собой «отдельный сплошной рассказ без годов, которые внесены после…», а также предисловие «о дорюриковском времени…». В 1861 г. Н. И. Костомаров сказал то же самое, только уточнив, что эта, по его словам, «Повесть древних лет», написанная христианином, оканчивалась за несколько лет до смерти Ярослава Мудрого. В 1868 г. К. Н. Бестужев-Рюмин выразил убежденность в том, что еще ранее XII в. велись письменные записи о событиях. И ядром летописи он посчитал «Повесть откуда пошла Русская земля», написанную, вероятно, в Киеве с целью объединить историю Южной Руси с Северной: начало самостоятельности Киева с захватом варягами Новгорода. В 1896 г. И. Филевич, не сомневаясь, что название Начальной летописи относится лишь к какой-то ее части, говорил о «Повести о русской земле», не обнимавшей годовых записей и существовавшей в виде цельного рассказа, главным содержанием которой было показать «переход имени Руси с Дуная и Карпат в Киев». Вел ученый и речь о древнейшем своде, заканчивающемся вторым десятилетием X в. и уцелевшем, как он полагал, в Никоновской летописи. Этот свод начинался карпато-дунайскими преданиями, за которыми следовали предания Полянские, а затем события на славянском севере [796].

Н. М. Карамзин был уверен, что одним из источников Нестора являлись «записки церковные», по которым он «означал дни (курсив автора. — В. Ф. ) представления некоторых древних князей». М. П. Погодин, развивая эту мысль, утверждал, что до Нестора были «кроткие записки, подобные новгородскому летописцу, состоящему, особенно в начале, из самых кратких простых известий…» [797]. В 1853 г. И. И. Срезневский пришел к выводу, что летописные заметки на Руси «начинались с пометок на пасхальных таблицах» (эта идея оказалась весьма продуктивной, и ее поддержали многие исследователи [798]). В 1862 г. он же, вернувшийся к теме о таблицах как основе летописи и источнике ее хронологии, и исходя из наличия в ПВЛ перечня русских княжений под 6360 г., сказал, что таблицы могли быть как церковные, с годами от сотворения мира, так и нецерковные, с годами княжения князей. В те же годы ученый, отнеся появление первых летописных записей к началу X в., заострил внимание на том, что поддерживать преданиями годы событий с 860 по 1110 г. «народная память не могла», поэтому у сводчика летописи были заметки погодные, сделанные тогда, когда «именно случилось происшествие». Наши ранние летописи, заключал он, «составлены из частей еще более древних, — и некоторые их этих частей принадлежат довладимировому времени». М. И. Сухомлинов в 1856 г. указал, что читаемые только в Никоновской летописи записи под 6372, 6373, 6375 (о совете Гостомысла призвать князей, о первоначальном приходе Рюрика именно в Новгород, о Рюрике и Вадиме) «близки по времени к событиям». В связи с чем высказал мнение, что летописец XI в. пользовался более древними источниками, в том числе и письменными [799]. В 1862 г. Срезневский, рассматривая эти же известия, предположил, что они, возможно, древние, а не представляют собой позднейшую вставку в летопись. Затем И. Е. Забелин доказывал, что краткие летописные заметки 864–867 гг. в Никоновской летописи могут содержать отрывки из древних, не дошедших до нас летописей [800].

В 1856 г. А. А. Куник выдвинул идею, «что первые начатки нашего летописания возникли в Киеве еще в ІХ-м веке, вслед за первым крещением руси, — в виде кратких заметок о туземных событиях…». Редактор ПВЛ, по его мнению, «совокупил воедино прежние летописные заметки и продолжал их до своего времени». Позже он добавлял, что многие известия летописи о варяжской руси были «отчасти уже во времена Олега и Игоря записаны киевскими грамотеями…». В 1876 г. И. Е. Забелин высказался в пользу того, что первые летописные известия о начальных событиях русской истории были связаны с первой христианской общиной в Киеве, появление которой он относил к 60-м гг. IX века. Каждый переписчик, как констатировал ученый окончательный отказ науки от взгляда Шлецера на историю летописания, становился в свою очередь летописцем, в связи с чем «чистого Нестора» не существует: «Он создан воображением Шлецера» [801]. В 1853 г. С. М. Соловьев подчеркивал, что «во второй половине XI века открываем мы следы автора известий начальной Киевской летописи, как в том же веке, но ранее, открыли след составителя начальной Новгородской летописи». Тогда же И. И. Срезневский заметил, что события в Новгороде записывались «скоро после того, как случилось» не только в XII, но и в XI и даже в X столетии [802]. В 1857 г. митрополит Макарий расширил перечень летописных центров на Руси, придя к выводу, получившему поддержку в науке, что летописи велись в X в. «в разных местах России — Киеве, Новгороде и на Волыни» [803].