Дмитрий Зубов - Чудо-оружие люфтваффе. Битва из будущего

В конце войны британцы часто включали свои бортовые навигационные огни, взлетая, собираясь в боевой порядок или приземляясь, потому что во время массированных налетов, в которых участвовали до тысячи бомбардировщиков, они боялись столкнуться с другим самолетом. В это время риск быть сбитым немецким истребителем был меньше, чем риск столкновения. Мы же, чтобы не стать жертвой британского ночного истребителя, в течение всей войны никогда не включали наши навигационные огни.

Само собой разумеется, что я немедленно занял позицию под самолетом, летевшим на высоте около 1000 метров, и, вероятно, ждал разрешения на посадку. Это была двухмоторная машина с разнесенным хвостовым оперением. Мы не смогли определить ее тип. Одна очередь из «Schrage Musik» – и, загоревшись, она в 21.26 врезалась в землю.

Я переключил свое внимание на вторую жертву, которая не видела, что другой самолет разбился, и продолжала лететь прямо вперед с все еще включенными навигационными огнями. Машина приближалась к земле, и когда догнали ее, то увидели, что это был «Москито». Он уже выпустил шасси и только что пересек границу аэродрома. Поскольку я не мог опуститься ниже его, чтобы сбить из «Schrage Musik», я быстро включил передний прицел и сбил его из четырех носовых пушек. Горящий самолет рухнул на аэродром в 21.34. К нашему удивлению, мы не видели никакого зенитного огня. Позднее мы узнали, что этим аэродромом был Сент-Тронд, который союзники использовали в качестве операционной базы».

Сначала Рёккер севернее Дюссельдорфа сбил два «Ланкастера». Что же касается третьей жертвы, то здесь не совсем все ясно, поскольку, согласно британским данным, вечером 15 марта в районе аэродрома Сент-Тронд больше не было потеряно ни одного самолета, подходящего под описание «двухмоторная машина с разнесенным хвостовым оперением» .

Самолетом, сбитым Рёккером над аэродромом Сент-Тронд, в 17 км восточнее бельгийского города Тинен, был «Москито» NFMk.XIXMM650 «RS-J» из 157 Sqdn. RAF, его экипаж – пайлэт-офицеры Миллер и Крисфорд – погиб. Это была 64-я и, как затем оказалось, последняя победа этого ночного аса люфтваффе.

Жестокая реальность ночных боевых вылетов весной 1945 г. состояла в том, что взлететь, найти и сбить противника, так сказать, было еще половиной дела. После этого экипажу ночного истребителя надо было еще, во-первых, найти свой аэродром, а во-вторых, благополучно приземлиться, что было совсем непросто.

Рёккер продолжал рассказ о событиях вечера 15 марта:

«Поскольку мы не смогли больше обнаружить никаких вражеских самолетов, мы повернули домой. Внезапно я увидел, что стрелка указателя температуры правого двигателя достигла максимального уровня. Должно быть, когда мы сбили «Москито», какой-то его обломок попал в радиатор. Я немедленно отключил правый двигатель, но так, чтобы затем иметь возможность снова запустить его перед посадкой.

Ганс Маттар связался с Твенте и передал на командный пункт нашей группы, что в скором времени мы будем садиться на одном двигателе. Однако наш аэродром был покрыт приземным туманом, и нам приказали лететь к Фехте. Однако я полетел к Твенте, чтобы самому убедиться, что приземлиться там невозможно. Опытных пилотов всегда влечет к своему аэродрому, как лошадей влечет к своей конюшне, но аэродром действительно был покрыт молочным супом, и о нормальной посадке там и не могло быть речи.

Мы были не в восторге от того, чтобы лететь к Фехте, потому что блуждание в темноте на одном двигателе отнюдь не было развлечением, но в 22.45 мы установили хороший визуальный контакт с аэродромом. Ганс Маттар сообщил на землю, что мы идем только на одном двигателе, и мы немедленно получили разрешение на посадку. Как только мы начали заход, я снова запустил правый двигатель, и, ориентируясь по аэродромным сигнальным огням, начал снижаться в направлении посадочной полосы с выпущенными шасси.

Как раз в тот момент, когда мы почти достигли границы аэродрома, я с тревогой увидел, что прямо передо мной другой самолет сел на бетонную взлетно-посадочную полосу с убранными шасси. Самолет заскользил по полосе, распыляя искры, словно комета, и в тот же момент аэродромные огни погасли.

И что теперь? Попытаться уйти на второй круг с одним неисправным двигателем было слишком опасно, но в критических ситуациях, таких как эта, каждый действует инстинктивно. Мы были уже настолько низко, что я мог видеть землю в свете своей посадочной фары, и со смешанными чувствами я решил садиться вслепую параллельно взлетно-посадочной полосе.