Анна Павловская - Англия и англичане

Конечно, помогли нам англичане, знаменитые производители текстиля, одеться, причем, в отличие от французов, не утонченно и изысканно, практично и основательно. Трудно представить, но значительная часть русского гардероба когда-то жила и здравствовала в Англии. Герой войны с Наполеоном лорд Веллингтон «подарил» России высокие сапоги «веллингтоны», а шотландский физик Чарльз Макинтош – плащи из непромокаемой ткани – макинтоши. С далеких берегов пришли к нам смокинги, пуловеры, наконец, пиджаки, которым Даль в своем словаре дал такое несколько насмешливое определение: «Английское слово, долгая куртка, коротенький сюртучок по бедра» (пиджаки долгое время считались одеждой легкомысленной и несолидной). «Дэнди» – так на английский манер долгое время называли в России модников, и уж, конечно, не один Онегин в ту пору был «как денди лондонский одет». В Крымской компании участвовал граф Кардиган, мало ассоциировавшийся с уютными вязаными жакетами, которым впоследствии присвоят его имя. А лорд Джеймс Реглан был во время той же войны ранен в руку, что и вынудило его заказать специальную новую одежду удобного покроя. Во время первой мировой войны английскими войсками командовал фельдмаршал Джон Френч, не догадываясь, что наглухо застегнутые френчи станут так популярны в Советской России, что будут любимой одеждой даже грозного вождя этой огромной и беспокойной страны.

Английские товары так высоко ценились, что, выражаясь словами современной рекламы, подтверждающей, что в мире не так уж многое и изменилось, «настоящее английское качество» было гарантией хорошего бизнеса. Известно, что русские «умельцы» в XIX веке ставили на свои товары фальшивые английские клейма. Журнал «Москвитянин» в 1851 году писал, что нередко на русские изделия ставились «английские буквы без всякого смысла», причем эти вещи не только пользовались большим спросом дома, но и «уходили в Персию», где английские буквы также гарантировали высокое качество и хорошую цену.

Англичане считались мастерами воспитания. Они авторы больших трактатов по этим вопросам и самой совершенной системы порки, которую трепетно берегут до сегодняшнего дня как основной вид воздействия на ребенка. В моду в XIX веке вошли английские няньки, бонны, причем детей им, как правило, доверяли в нежном возрасте, когда было необходимо воспитывать , для образования же их передавали французам или немцам.

Добродушно смеется Пушкин над английской гувернанткой дочери англомана Муромцева Лизой из «Барышни-крестьянки». Эта мисс Жаксон – «набеленая, затянутая, с потупленными глазами и с маленьким книксом», «сорокалетняя чопорная девица, которая белилась и сурьмила себе брови, два раза в год перечитывала «Памелу», получала за то две тысячи рублей и умирала со скуки в этой варварской России ». Вреда от нее не было, но и пользы воспитанию своей подопечной она тоже не приносила. Лиза скорее воспитывалась природой, девичьей, книгами, а английская мисс была данью моде и увлечениям отца.

А вот и реальный случай из жизни: Никита Муравьев, будущий декабрист, в 1812 г. ребенком бежал из дому, чтобы поступить на военную службу, но «так как он говорил в детстве только на английском и на родном языке изъяснялся, как иностранец, то его крестьяне приняли за француза и представили Растопчину. А тот возвратил его матери».

В романе К. К. Павловой «Двойная жизнь», основанном частично на впечатлениях собственных молодых лет, встречаем целое рассуждение о роли английских нянек в русских семьях: «Известно, что девушке высшего круга без англичанки быть нельзя. У нас в обществе по-английски не говорят, английские романы барышни наши обыкновенно читают в переводе французском, а Шекспир и Байрон для них вовсе неприкосновенны, но если ваша шестилетняя дочь говорит иначе, как по-английски, то она дурно воспитана. Из этого часто следует, что мать, не так хорошо воспитанная, как ее дочка, не может с ней изъясняться, но это неудобство маловажное; ребенку английская нянька нужнее матери».

В известном рассказе Чехова «Дочь Альбиона» провинциальный помещик Грябов глубоко презирает англичанку, гувернантку своих детей: «Живет дурища в России десять лет, и хоть бы одно слово по-русски!.. Наш какой-нибудь аристократишка поедет к ним и живо по-ихнему брехать научится, а они… черт их знает!»

Помимо детей русская знать доверяла англичанам и своих лошадей: считалось, и справедливо, что англичане – превосходные тренеры и жокеи. Воспитатель, наверное, самой известной лошади русской литературы по кличке Фру-фру из романа Л. Н. Толстого «Анна Каренина» – типичный представитель своего народа, как его видели русские в то время. Он «сухой англичанин», говоривший «не открывая рта», смотревший на графа Вронского «не как на хозяина, но как на жокея». В критическую минуту он «спокоен и важен», а в радостную он только «поморщился губами, желая выразить улыбку»