Тем временем маршал Буснко и сир де ла Тремойль активно вели переговоры с генуэзским лордом острова Митилене (Лесбос) об ускорении передачи денег. Оба этих дворянина в плену тяжело заболели. Бусико выздоровел, а де ля Тремойль умер. Но даже когда собственный выкуп Бусико был выплачен, он не бросил графа Неверского; продолжал находиться у турков, пытаясь уменьшить сумму выкупа за командира крестового похода, которая была очень уж велика. В конце концов, все выкупы были оплачены при посредничестве известных ломбардских банкиров, короля Кипра и лорда Гаттилузио Митилене, способствовавшего в организации заключительной передачи выкупов.
Граф Неверский и Анри де Бар написали в письме к Николасу Гаттилузио, губернатору очень маленькой генуэзкой заставы Энец в устье реки Марица: « Самый дорогой и верный друг, мы получили 2000 дукатов… за которые мы передаем вам сердечную благодарность… И мы также получили много больших и прекрасных подарков, которые вы нам послали, в том числе рыбу, хлеб, сахар и другие вещи… Мы также благодарны, дорогой и хороший Друг, вашей жене за очень красивую одежду и плащи, которые она отправила нам. Написано в Михаличе, 15 апреля 1397 г. ». Согласно византийскому летописцу Дуке, Баязид окончательно позволил своим пленным отправиться восвояси, потому что за них поручился «лорд Митилене, сын Франческо Гаттилузио». Если это верно, то пленные крестоносцы имели уважительную причину благодарить генуэзское семейство Гаттилузио.
Наконец граф Неверскнй мог отбыть домой, почти через год после сражения при Никополе, он остановился сначала на острове Митилене, чтобы обсудить будущее с Гаттилузио и сменить гардероб на более подходящую одежду, в которой он мог бы продолжатъ свою поездку.
22 февраля 1398 г., Иоанн Неверский вернулся в Дижон, приблизительно через два года после того, как покинул его. Он и его компаньоны прнвезли с собой несколько простых подарков от Баязида: железный жезл, несколько льняных туник «по турецкой моде», несколько луков с кожаными тетивами, которые по какой-то причине французы назвали человеческими кишками, и маленький крепкий барабан. Эти подарки были очень просты, но основная мысль, заложенная в этом наборе, была очевидна – османские турки были воинами, которые считали простое оружие весьма адекватным моменту, не находя никакой потребности в блестяще украшенном обмундировании крестоносцев, привезенном рыцарями на войну.
Одним из немногих, кого не потрясали новости из Никополя был Филипп де Мезьер. Вместо этого, он объявил, что у него по этому поводу, видение, которое описал в следующих деталях – « мне виделся большой мужчина, с бледным лицом, изможденным и изуродованным, с обнаженными ногами, непокрытой головой, посохом паломника в руке, на которую он опирался. Он был одет в старое турецкое платье, выцветшее и разорванное, простая веревк а опоясывала его на талии. На теле его была глубокая рана и весь он был покрыт кровью. Этим призраком был Жан де Блэзи, который встал на колени рядом с Филиппом и поведал ему новости ужасного поражения, описывая странные виденья, свидетелем которых он был в течение сражения. Он сказал, что является посыльным от убитых и плененных крестоносцев и обращается ко всем католическим правителям, чтобы поправить ситуацию». Это, в свою очередь, побудило Филиппа написать его «Epistre Lamentable» в 1397 г. Пока де Мезьер порицал греховность крестоносцев, другие французкие авторы всю вину валили на венгров. Среди них был поэт Эсташ Дешамп, который в конце 1396 г. написал;
« Никополис, город языческих земель,
За эти дни видел большую осаду,
Проигранную, из-за высокомерия и глупости,
Из-за венгров, бежавших с поле боя ».
Это было, конечно, несправедливо, хотя миф об этом сохранился. Известность Никополя во многом была обусловлена и тем фактом, что христианское рыцарство, собрав в единую армию все лучшее, что только можно было собрать, потерпело полное поражение в первом же крупном сражении. Этот крестовый поход представлялся как прелюдия большого всесокрушающего христианского похода во главе с королями Карлом Французским и Ричардом Английским. Но этого так никогда и не случилось, потому крестовый поход на Никополь в этом плане ошибочно именуют как «наиболее представительную военную акцию международного феодального дворянства». После этого, дальнейшие крестовые походы стали «невозможной мечтой» XV столетия.
Читать дальше