Александр Черенов - Мемуары Люцифера

Ещё раз об Иерониме. Обзывая меня «Люцифером», этот фальсификатор хотел ткнуть пальцем в противника Бога. Вернее, в того, кого он считал противником того, кого он полагал Богом. Здесь необходимы пояснения. И насчёт Бога, и насчёт противника. Того самого Сатаны: в переводе с еврейского оно и означает «противник». Это нужно сделать непременно – для того, чтобы понять, кто есть кто. Имя, как уже было сказано выше, само по себе мало, что значит. Главное – то, что вкладывается в него. Надеюсь, хоть это читатель понял…

Идём дальше. Для начала – небольшой экскурс в историю человеческих заблуждений. Нет, я не собираюсь пересказывать школьный набор о первобытных людях, которых пугали явления природы, что, в конце концов, привело их к изобретению духов и богов. Вместо этого я предлагаю пойти дорогой познания, чтобы в конце её постигнуть, что есть «добро» и что есть «зло». Без этого никуда. Ведь именно это – главное в характеристике главных действующих лиц всех религий: кто «добрый» – тот Бог, кто «злой» – тот, как раз, напротив.

Предлагая этот путь, я руководствуюсь не только чувствами. Хотя, честно говоря: «достали». И дураки, и умники. И, ладно бы, дурили самих себя. Для внутреннего пользования. Это, как говорится – дело вкуса. Так ведь нет: народы мутят!

Сворачивая на дорожку познаний, я вовсе не отклоняюсь от обязанности делиться «воспоминаниями». Все мемуаристы отходят «от канвы» и углубляются в философские дебри, в исторические параллели. Через «общее» они пытаются объяснить читателю специфику времени, а также те или иные свои решения и поступки. Таков закон жанра, как объяснил мне уже упоминавшийся редактор.

Мне, тем более, есть смысл прибегнуть к таким пояснениям. А всё потому, что постижение читателем моей Сущности – главное в мемуарах. Хотя бы на уровне самых общих представлений. Не первобытных, конечно. Без этого понимания мемуары ничего не стоят: ни бумаги, ни времени. Ведь, не будучи понятым, я так и останусь ложно представляемым, удел которого: нести на себе груз клеветы и выступать в образе, созданном многовековыми потёмками сознания. (Как сказал, а?! Образец философской мысли! Шедевр словесности!)

В предисловии я уже дал признательные показания. В том, что я – не Сатана. Уточняю: я – не христианский Люцифер и не мусульманский Иблис. Только не «гасите» меня ухмылками. Успеете ещё… если успеете. Понимание таких вещей приходит не сразу. И не через разглядывание картинок: через постижение сути добра и зла.

Вон, он, вопрос вопросов: что есть добро, и что есть зло? Дико извиняюсь, но дальше пойдёт философия. А куда нам с ней деваться, если без неё – никуда?! Если без неё меня не понять?! Поэтому мы с ней и идём в массы. Но не хватайтесь за сердце: я постараюсь максимально адаптировать текст к серости вашего серого вещества. Знаю ведь, с кем имею дело: опять же – без соплей.

Почему я свожу главный вопрос к постижению этих категорий? Да потому, что и добро, и зло не только выступают в качестве материальных субстанций: при этом они ещё и персонифицируются. И всегда: субъективно. Именно непонимание этого и ведёт к появлению штампов и клейм, к созданию ложных образов и ложных же представлений о сущности их носителей.

Единства во взглядах на проблему добра и зла нет. И не только между людьми, но и… Но об этом чуть позже. (Заинтриговал?) Так вот: об отсутствии единства. Материалисты говорят, что добро и зло – это всего лишь оценочные суждения, понятия морального сознания.

Я, хоть и не теоретик, отчасти разделяю эти взгляды: испытал практикой. Хотя мне, как Идее и идеалисту «по определению», и не подобает делать такие признания. Безбожники утверждают, что мораль существует только у людей. Поэтому добро и зло в их представлении – совсем не императивы, а относительные понятия. С помощью идеи добра люди оценивают социальную практику и действия отдельных лиц. То есть, речь может идти только об оценочных суждениях людей – суждениях, не существующих объективно.

Тут весьма кстати напомнить читателю, что один из виднейших материалистов Ульянов-Ленин – к слову, я его хорошо знал – под «добром» разумел практику человека, когда мир не удовлетворяет его, и он своим действием решает изменить его.

Другой видный материалист и тоже мой знакомец – Фридрих Энгельс – писал о том, что представления о добре и зле так часто менялись, что нередко прямо противоречили друг другу. Это – к вопросу многовековых попыток абсолютизации этих категорий, равно как и попыток их превращения в догму и догматический материальный субстрат. (Дико извиняюсь за мудрёные термины – ну, вот, нечем их заменить!)