В то же время, в период чингизизма Улытау становится своего рода запретной зоной, куда не допускались чужестранцы. Мы не встречаем никаких свидетельств о жизни и нравах Улытау, как орды или центра Улуса Жошы в трудах таких средневековых путешественников и миссионеров католицизма, как Вильгельм Рубрук, 12 12 Гильом де Рубрук – фломандский монах-францисканец. В 1253—1255 годах по поручению французского короля Людовика IX совершил путешествие в империю Шынгыс хана. По возвращении по материалам отчета о поездке написал книгу «Путешествие в восточные страны».
Плано Карпини 13 13 Джованни Плано Карпини – итальянский францисканец, первым из европейцев посетивший империю Шынгыс хана и оставивший описание своего путешествия.
и Марко Поло. 14 14 Марко Поло – итальянский купец и путешественник, представивший историю своего путешествия по Азии в «Книге о разнообразии мира».
И только во время эмира Темира об Улытау начинают писать среднеазиатские летописцы. О походах в казахскую степь отважного узбека Абдаллаха и эмира Темира писали шашские и самаркандские летописцы. Об Улытау, «который известен» пишет Ау-л-Газы. Подробную генеалогию джучидов мы черпаем у Кадыргали Жалаири.
С усилением московского государства и расширением империи Романовых, в Улытау зачастили посольства и военные экспедиции, которые внимательно изучали географию, историю, традиции и быт местных жителей. Особенно при Петре I начался сбор археологического материала с «окраинных земель», в том числе и с Казахии. Этот процесс шёл на фоне грабительских раскопок «курганников», не имеющих никакого отношения к археологии и преследовавших единственную цель – нажиться золотыми артефактами. «Уже в январе 1716 года от М. П. Гагарина поступила коллекция золотых вещей: бляхи с изображением львов и других зверей. В декабре поступила ещё одна партия золотых предметов». (Руденко, 1962, с. 11).
Богатый материал об Улытау мы получаем из дневника капитана Н. П. Рычкова, написанного во время его путешествия в 1771 году, находившимся в составе карательных войск, направленных в погоню за волжскими торгаутами.
Откровенно разрушительным для привычной для нас историографии по чингизизму является труд Я. П. Гавердовского «Обозрение киргиз-кайсацкой степи», изданный в 1804 году, где роль Улытау выступает в совершенно ином свете трактовки истории империи Шынгыс каана.
Сведения о памятниках долины реки Караторгай и гор Аргыканаты оставил А. Гейнс, статья которого была опубликована в 1898 году и посвящена результатам его экспедиции. Описания археологических объектов Улытау оставил инженер А. П. Шренк, а в дневнике П. К. Услора мы находим записи о курганах, расположенных в предгорьях Улытау и по течению реки Кенгир.
Историческая топография А. И. Левшина, записки М. Красовского, материалы Ш. Уалиханова являются бесценными источниками для исследователей Улытауского региона. Многотомный труд А. Маргулана, материалы об изысканиях К. Сатбаева, археологические сведения Ж. Смаилова стали базовым материалом в работе над книгой.
Но при этом, во время изучения средневековых летописей и других источников по теме раннего средневековья или чингизизма, мы часто наталкиваемся на весьма странное игнорирование упоминания Улытау в повествовании событий той эпохи советскими и современными исследователями. Да и многие средневековые летописцы, говоря о местонахождении отдельных исторических героев, ограничивались упоминанием огромного пространства под названием Кыпчак или Дешт-и Кыпчак. Подробного же местонахождения тех событий или исторического героя мы часто не находим.
Может быть для сторонних исследователей обход исторических фактов по Улытау является закономерностью, но для нас принципиально важным является определение для памятников региона достойного места как в отечественной, так и в мировой историографии. Освещение роли Улытау как политического центра огузских джабгу, кыпчакских ханов и беков, а также, в особенности, чингизидов, их роль в формировании степных государств и является главной целью данной работы.
Тем более, начиная с 1928 года трансформация историографии была прервана началом сталинской форматизации исторического сознания казахов. Религиозное воспитание стало вытесняться атеизмом, духовные и материальные ценности стали скрытыми атрибутами жизни, историческая наука стала послушной слугой большевистской идеологии и многие научные изыскания казахских историков, показывавших реальную картину истории Казахстана, были объявлены лженаучными трудами с «националистическим уклоном».
Читать дальше