Павел Терешкович - Этническая история Беларуси XIX — начала XX века

Все это не означает, что при проведении переписи 1897 г. не могло быть тенденциозности. Нельзя не заметить, что ее результаты далеко не всегда совпадают с этнографическими и лингвистическими данными того времени. Это касается, например, большей части населения Пинского уезда. Очевидно также, что состав переписчиков, преобладание среди них чиновников и учителей, т. е. людей, зависимых от власти, давал возможность последней ими манипулировать. Но возникает вопрос, столь ли необходимым для российской администрации в 1897 г. было занижение численности поляков в Беларуси более чем в 4 раза. Конечно, подчеркнуто антипольский ее характер на момент переписи не вызывает сомнения, но реальная угроза, исходившая со стороны польского движения, не была столь значительной, чтобы вызвать такую реакцию.

Следует добавить также и то, что критика польскими исследователями начала XX в. переписи 1897 г. появилась значительно позже публикации ее материалов: сведения по самой «спорной» Виленской губернии были напечатаны еще в 1899 г. Очевидно, что критика была вызвана не столько научными, сколько политическими мотивами, о чем справедливо пишет и П. Эберхардт [314, с. 18]. Заметим, что к моменту выхода в свет этих публикаций, т. е. в 1912-1918 гг., после значительной активизации польского национального движения, либерализации издательского дела, образования, конфессиональной сферы, этническая ситуация в Беларуси действительно существенно отличалась от той, которая была в конце XIX в.

На наш взгляд, исходя из всего вышеизложенного, материалы переписи 1897 г. могут считаться вполне адекватными реально существовавшей ситуации. При этом необходимо еще раз подчеркнуть, что в ней зафиксирована не национальная идентичность, а признание того или иного языка родным.

Для сопоставления уровня экономического развития различных частей региона нами было использовано проведенное почти одновременно с переписью 1897 г. масштабное статистическое исследование «Торговля и промышленность Европейской России по районам» [228]. Сами составители отмечали, что это первый в истории России опыт систематического сравнительного свода данных, отражающий обороты внутренней и внешней торговли, промышленности, перевозки грузов по железным дорогам и водным путям сообщения. Работа над сводом данных проводилась в течение восьми лет под руководством В. П. Семенова-Тян-Шанского. Учитывая некоторую неожиданность результатов сравнительного анализа этих материалов для утвердившихся в белорусской историографии представлений, хотелось бы подробнее охарактеризовать этот источник. Основу его составила информация Казенной палаты Министерства финансов России, в которой хранились карточки для каждого торгового или промышленного предприятия (всего до 600 тыс.). В них содержались сведения о годовых оборотах, прибылях и размере налогового обложения предприятия. Эта информация картографировалась на уровне отдельных населенных пунктов и волостей, на основании чего были выделены торгово-промышленные районы: группы волостей, тяготеющих к определенным населенным пунктам. Они, в свою очередь, были объединены в так называемые полосы — крупные регионы, с достаточно четко выраженной специализацией и примерно одинаковым уровнем «оживления торгово-промышленной жизни». Этот уровень высчитывался как абсолютная сумма торгово-промышленного оборота на одного жителя. За основу были взяты фискальные данные за 1900 г., а численность жителей исчислялась исходя из данных переписи 1897 г. с учетом естественного прироста. Составители сборника вполне отдавали себе отчет в том, что фискальная статистика не учитывала объемы производства в крестьянских хозяйствах. Именно поэтому были использованы данные о грузообороте на железных дорогах и водном транспорте, т. е. там, где это было возможно учесть. Составители подчеркивали, что торговый оборот является показателем «потребительской силы» определенной местности. На наш взгляд, материалы этого сборника отражают интенсивность экономической активности и могут быть рассмотрены как один из важнейших показателей уровня модернизации.

В 1900-1910-е гг. в связи с активизацией политической борьбы степень тенденциозности статистических материалов значительно возрастает. Белорусы и украинцы, например, часто вообще не выделялись из общего восточнославянского массива, всех представителей которого именовали русскими. Исключение составляет небольшое количество источников, содержащих сведения по отдельным регионам и городам [36, 146, 162]. В определенной степени эти недостатки восполняют сведения о численности и конфессиональном составе населения, опубликованные в ежегодных обзорах губерний, и архивные отчеты губернаторов. Характерной чертой статистики начала XX в. стало вопиющее несовпадение численности одних и тех этнических групп в различных источниках. Это касается украинского населения Западного Полесья, и, главным образом, численности поляков. Так, например в «Материалах переписи 1909 г. по 9 Западным губерниям» [96] к полякам причислено практически все католическое население Беларуси, в то же время обзоры губерний 1910-х гг. представляли ничтожной численность этой этнической группы. Среди этноста-тистических источников этого периода особое место занимает «Однодневная перепись начальных школ в империи, произведенная 18 января 1911 года» [151]. Анализ материалов этого сборника позволяет сделать «синхронный срез» в масштабах интересующего нас региона. Хотя эта перепись охватывала не все население, она явно затрагивала интересы всех его слоев. Поводом для ее проведения стала подготовка реформы образования, в том числе изучение потребности в школах с нерусским языком обучения. На ответы учащихся, особенно о национальной принадлежности, естественно влияло мнение родителей и учителей, собственно проводивших опрос. Хотя материалы этой переписи явно тенденциозны, они позволяют проследить направленность некоторых этнических процессов, и, в частности, роль в их развитии различных образовательных структур. Помимо тенденциозности, существенным недостатком однодневной переписи 1911 г. является отсутствие корреляционных таблиц.