Юрий Лебедев - Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга II

И в новой обстановке Жорж показал себя «крепким орешком». Понимая, что его персона является только приманкой для публики, причём после выхода книги о роли ГРУ в добывании «атомных секретов» серьёзные аналитики и критики ГРУ найдут в ней много такого, что выявит именно пропагандистские цели её издания, служить «живцом» при ловле рыбки в мутной пропагандистской воде Жорж не захотел и не разрешил использовать свое имя в тексте.

Более того, потребовал таких правок фактов своей биографии, которые не позволили бы официально отождествить себя с героем книги. Но для тех, кто действительно знал и ценил его, должно было быть очевидно, что речь идет именно о его работе. При этом он учитывал теперь не только российский, но и возможный международный резонанс материалов готовившейся книги.

Какая-то своя игра шла у него и с Крамишем – эти два разделённые двумя океанами старика, два умудрённые жизненным опытом еврея, сыгравшие свои таинственные роли в истории создания атомной бомбы на планете Земля, знали и об этой истории, и друг о друге то, чего не знали ни ГРУ, ни ФБР.

И в конце жизни судьба подарила им возможность ещё и вспомнить те игры, в которые они играли в молодости. Теперь возраст и накопленный жизненный опыт сблизили их настолько, что показалось – тогда каждый из них был «славным парнем» и сегодня им не в чем упрекнуть друг друга, незачем опускать глаза и можно вместе бродить по лабиринтам памяти без давления смертельного риска и для себя, и для планеты Земля…

Рискну предположить, что этому сближению способствовало и то, что на расстоянии десятилетий, отделявших их в начале двухтысячных от далёких сороковых, и их жизненный опыт, и ход истории сформировали у них новую оценку смысла и содержания их прошлого общения. В исторической перспективе из всех тогдашних противоречий и противостояний, в которые они оба были вовлечены, главным, с моральной точки зрения, оказалось противостояние подлости и порядочности. А в этом противостоянии они были на одной стороне баррикад.

В то время эта доминанта формировалась политикой Гитлера по отношению к евреям:

«После поражения и капитуляции в ноябре 1918 года Гитлер окончательно пришел к выводу, что, если Германия хочет стать по-настоящему великой державой, она должна строить глобальную империю по образцу англо-американской.

Таким образом, все основные военные инициативы Гитлера, в том числе завоевание Франции и вторжение в Советский Союз, и были направлены на создание огромной империи, которая могла бы соперничать с «атлантической». А преследование евреев стало лишь одним из элементов многоплановой «стратегии сдерживания», которую диктатор разрабатывал, исходя из угрозы со стороны превосходящих англо-американских сил.

До 1939 года Гитлер рассматривал евреев Германии как заложников, которые должны обеспечить «хорошее поведение» Соединенных Штатов (эта страна, по мнению фюрера, полностью контролировалась евреями). Но по мере расширения военных действий, а особенно после вторжения в СССР и вступления в войну США, шантаж заложниками потерял смысл, и Гитлер решил начать массовое истребление евреев ». [177]

И с этой точки зрения американские евреи Коваль и Крамиш, при всём различии их идеологических убеждений и принадлежности к остро конкурирующим друг с другом силовым структурам союзных тогда государств, оказывались «в одной команде».

И что бы ни стояло за стечением обстоятельств, позволивших Крамишу однажды позвонить в Москву, в квартиру на Мичуринском проспекте, и Арнольд, и Жорж восприняли этот подарок судьбы очень эмоционально!

Оба описывают этот момент почти одинаково. После томительной паузы, последовавшей за формальным представлением, в течение которой Крамиш с тревогой ждал реакции Коваля, оба вдруг рассмеялись: «Ба, Арнольд!», – «Ты, Жорж?»…

Им ведь было что вспомнить о жизни в «молодые годы»! Как теперь стало известно, уже очень давно, 04.01.1956, в интервью агентам ФБР

« КРАМИШ сказал, что он был очень близок к Жоржу как в CCNY, так и в Oak Ridge. Он описал его как самого старшего в группе ASTF человека, который сильно пил, любил женщин и знал Нью-Йорк лучше, чем кто-либо из их группы ». [178]

В памяти Крамиша Жорж в молодые годы был «гулякой праздным». [179]А то, что к моменту возобновления общения он стал «великим разведчиком», только подогревало интерес к свидетелю и его, Крамиша, «жизнелюбивой» молодости, которому он наверняка завидовал тогда как «удалому молодцу», а теперь завидовал ещё и – это он чувствовал как историк – приближавшейся его мировой славе как разведчика…