Дмитрий Строгов - История. Тысячелетие обмана

2. «Новые» элементы можно было хорошо замаскировать среди привычных вещей.

Но логика возникает не только в этом отношении. Становится понятным и то, почему для мировых религий столь характерна экспансия. Внедрение «огнем и мечом» (в особенности это касается христианства и ислама) – было обычной практикой. Религиозная нетерпимость вообще возникает только с появлением «мировых» религий. Язычники относились вполне индифферентно к данному вопросу. Поклонение тому или иному богу было личным делом каждого. Максимум при встрече (вкупе с тем, к какому роду ты принадлежишь) могли поинтересоваться: «Каким богам молишься?» Но насильно обращать в свою веру, а уж тем более убивать того, кто твою веру принять не захотел. Такое представить было невозможно.

С самого начала следует сказать – религиозная нетерпимость являлась для «заинтересованных» внешних сил тем «топливом», которое с легкостью превращало народ, подвергшийся «модификации», в орудие экспансии. Подчинив с помощью «модифицированной» религиозной системы некий этнос, «интересанты» начинали взращивать в нем ощущение своей избранности, своего «мессианства», осознание того, что они обладают некой универсальной истиной, а все остальные, по существу, людьми не являются, и, соответственно, их нужно привести к этой истине насильно. Другими словами – тоже сделать их вассалами, послушными слугами данных «интересантов». Идеальная схема ведения войны «чужими руками».

Все это не является каким-то великим открытием, требующим головоломного расследования. История в огромном количестве представляет факты, подтверждающие сказанное. Это касается как истории христианства, так и истории ислама. Мало того, данные методы ничуть не изменились до настоящего времени, а весьма активно используются в наши дни. Достаточно вспомнить хронологию событий с так называемым «Исламским государством» (ИГИЛ), которое намеренно взращивалось, вооружалось и направлялось внешними силами. А что для этого надо было сделать? Лишь слегка «модифицировать» ислам, максимально радикализировав адептов и усилив градус религиозной нетерпимости.

Буддизм и конфуцианство в этом отношении отличаются от христианства и ислама, но исключительно по той причине, что «создавались» в другое время и с несколько иными целями. Здесь все «заряжалось» не на экспансию, а на подчинение и удержание. Именно поэтому в буддизме и конфуцианстве нет того же потенциала мессианства. Впрочем, дальше мы подробно будем об этом говорить.

Апокалиптичность – еще одна из характерных черт «мессианских» религий. Что это значит? С небольшими нюансами суть апокалиптичности сводится к следующему. Мир лежит во зле. Когда-то явится мессия, и его приход будет знаменовать собой конец мира. Он будет всех судить, и спасутся только праведники, т. е. наиболее стойкие и послушные приверженцы данной религиозной системы.

Нетрудно заметить, что апокалиптичность ведет к следующему:

1. Радикализация адептов, подталкивание их к более активному следованию всем предписаниям религиозной доктрины и указаниям религиозных лидеров.

2. Запугивание не просто смертью, а тотальной гибелью всего человечества. Здесь уже не действуют соображения того, что «после меня останутся дети» и т. п. Это тотальная гибель, от которой нет спасения, кроме «единственного пути».

3. Посмертное воздаяние разрастается до гигантских размеров, приобретая вид «спасения избранных».

Имея в виду эти три пункта, можно предположить, что подобная радикализация нужна была в моменты кризисов для того, чтобы мобилизовать «паству». Именно это мы и видим на протяжении всей истории. Апокалиптические настроения всегда особо обострялись в эпоху смут и упадка и являлись одним из способов «встряхнуть» общество.

Надо сказать, идея апокалипсиса со временем претерпела изменения. В результате разнесения «дубликатов» исторических событий по разным эпохам, а также разного рода «склеек» появилось множество племен и народов, которые возникли словно из ниоткуда и пропали непонятно куда. В результате была придумана теория о цикличности развития цивилизации, о том, что рождение и расцвет государств неизбежно сменяется их упадком и гибелью. За великолепной «античностью» следует «мрачное Средневековье», затем снова наступает «Возрождение» и т. д. В философии это воплотилось в идеях Ницше о том, что первобытная, дикая «дионисиевская» сила дает начало развитию культуры, но потом со временем оформляется в цивилизацию, в ней начинает преобладать «аполлоническое» начало, которое ведет к расцвету искусства, архитектуры и проч., но, вместе с тем, когда первоначальный импульс иссякает, цивилизация теряет силы, дряхлеет, на смену ей вновь приходят первобытные орды, «гунны». Они сметают ее – и все повторяется вновь (см., например, работу «Происхождение трагедии из духа музыки»). Нетрудно увидеть, что в этих идеях отразились все те же апокалиптические воззрения. Но только уже без бога (в полном соответствии с утверждением Ницше о том, что «бог умер»). В исторической науке это породило, например, теорию этногенеза Льва Гумилева, которая для объяснения цикличности вводила особый термин «пассионарность», с помощью которого она пыталась истолковать «синусоидальный» принцип развития цивилизаций.