Дмитрий Лисейцев - Царь Иван IV Грозный

Смерть Елены Глинской была скоропостижной, свидетельств тому, чтобы ее кончине предшествовала хотя бы скоротечная болезнь, не сохранилось. Неудивительно поэтому, что вскоре после смерти княгини-регентши по стране, а затем и за ее пределами поползли слухи о том, что скорая на расправу правительница была отравлена собственными боярами. Недавно проведенные исследования останков Елены Глинской выявили присутствие в ее костях заметного количества ртути и мышьяка, что может указывать на следы отравления. Однако следует учитывать и то, что в XVI в. названные выше ядовитые вещества нередко бывали составными частями лекарств и даже женской косметики. Поэтому торопиться с выводами не следует. Позднее сам Иван Грозный, легко обвинявший своих недоброжелателей как в реальных, так и в мнимых преступлениях, не высказал даже предположения об отравлении матери, не забыв, впрочем, припомнить одному из бояр, князю Михаилу Тучкову, что после смерти Елены Глинской тот «много говорил о ней надменных слов». Однако в том, что недовольство правлением Елены Глинской среди московского боярства присутствовало, сомневаться не приходится.

Уже на шестой день после смерти Елены Глинской бояре князья Шуйские схватили любимца покойной регентши, князя Ивана Телепнева, и бросили его в темницу, сковав теми же цепями, в которых умер Михаил Глинский. Привязанность великого князя к фавориту матери бояр не остановила – Телепнев вскоре умер в заточении. У семилетнего сироты отобрали и отправили в ссылку и его кормилицу – боярыню Аграфену Челяднину. В жизни Ивана наступили черные времена. Великий князь московский был лишен не только участия в государственных делах, но порой и элементарной заботы, вследствие чего ему с братом иногда приходилось ложиться спать голодными. Предоставим слово самому Ивану IV: «Нас же с единородным братом моим… начали воспитывать как чужеземцев или последних бедняков. Тогда натерпелись мы лишений и в одежде и в пище. Ни в чем нам воли не было, но все делали не по своей воле и не так, как обычно поступают дети. Припомню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель нашего отца и положив ногу на стул, а на нас и не взглянет – ни как родитель, ни как опекун, и уж совсем ни как раб на господ. Кто же может перенести такую гордыню? Как исчислить подобные бесчестные страдания, перенесенные мною в юности? Сколько раз мне и поесть не давали вовремя».

Боярское правление сопровождалось беззастенчивым разграблением государевой казны. Под разными предлогами бояре запускали руки в царскую сокровищницу, присваивая себе десятилетиями копившиеся великими московскими князьями богатства. Происходившее на протяжении нескольких лет беззаконие Иван IV описывал позднее, не жалея черных красок: «Что же сказать о доставшейся мне родительской казне? Все расхитили коварным образом: говорили, будто детям боярским на жалованье, а взяли себе… А о казне наших дядей что говорить? Всю себе захватили. Потом напали на города и села, мучили различными жестокими способами жителей, без милости грабили их имущество. А как перечесть обиды, которые они причиняли своим соседям? Всех подданных считали своими рабами, своих же рабов сделали вельможами, делали вид, что правят и распоряжаются, а сами нарушали законы и чинили беспорядки, от всех брали безмерную мзду… Хороша ли такая верная служба? Вся вселенная будет смеяться над такой верностью! Что и говорить о притеснениях, бывших в то время? Со дня кончины нашей матери и до того времени шесть с половиной лет не переставали они творить зло»!

Не без горькой иронии писал Иван Грозный о том, как ходивший в более чем скромной для человека его положения одежде князь Иван Шуйский внезапно оказался владельцем огромных «родовых» богатств. «А бесчисленную казну деда нашего и отца нашего забрали себе и на деньги те наковали для себя золотые и серебряные сосуды и начертали на них имена своих родителей, будто это их наследственное достояние. А известно всем людям, что при матери нашей у князя Ивана Шуйского шуба была мухояровая зеленая на куницах, да к тому же на потертых; так если это и было их наследство, то чем сосуды ковать, лучше бы шубу переменить».

«Земский собор». Художник С. Иванов