Марк Вишняк - Дань прошлому

И до, и непосредственно после октябрьского переворота большевики не рисковали открыто призывать к гражданской войне или оправдывать ее даже в качестве предупредительной меры. Но позднее и Ленин, и Троцкий, и Сталин сами признали, что изобличение ими гражданской войны служило лишь прикрытием их собственной подготовки к вооруженному нападению. Откровеннее других был Сталин, когда на съезде профессиональных союзов 19 ноября 24-го года упомянул об "одной оригинальной особенности тактики (большевистской) революции... каждый, или почти каждый, шаг своего наступления революция старается проделать под видом обороны... Революция как бы маскировала свои наступательные действия оболочкой обороны для того, чтобы тем легче втянуть в свою орбиту нерешительные, колеблющиеся элементы. Этим, должно быть (? М. В.), и объясняется внешне-оборонительный характер речей, статей и лозунгов этого периода". (Сочинения. Т. 6, стр. 342. - Изд. 1947.).

Кто сам не пережил этих месяцев, может получить некоторое представление о тогдашней тактике большевиков в России, наблюдая, как она в более замедленном темпе проводится сейчас в международном масштабе. "Холодная война" и - голуби мира в Стокгольме, Париже, Берлине, Вене; 258 бесплодных конференций о мире с Австрией, "освобожденной", а не покоренной по большевистскому же признанию; нападение на Южную Корею, выданное за гражданскую войну внутри Кореи, и нападение интервентов на Северную Корею; обвинение в ведении бактериологической войны и решительный отказ от обращения за проверкой обвинения к международному суду, к организации ОН, к Красному Кресту, к нейтральным - Швейцарии и Швеции.

В октябре 17-го года в России лозунги были другие, не те были обвинения, и посулы, но и тогда, как и сейчас, фальшивые обвинения и посулы исходили из того же источника, вдохновлялись одинаковыми замыслами и перекладывали вину с больной головы на здоровую.

В октябре 17-го года большевики представляли собой лишь "маленькую, но хорошо организованную и централизованную силу", но вооружена она была не одними только винтовками и ручными гранатами. В ее обладании было оружие и взрывчатые вещества другого порядка: обещание немедленного окончания войны и мира всему миру, справедливого и всеобщего с правом национального самоопределения вплоть до одностороннего отделения; немедленная передача земли крестьянам; немедленный созыв Учредительного Собрания; рабочий контроль на фабриках и заводах; отмена смертной казни даже для дезертиров с фронта.

Требовалась громадная выдержка и высоко развитое политическое сознание, чтобы не прельститься всем этим и не поддаться большевизму. Вековая темнота и невежество, как и чистая вера и энтузиазм, были одинаково использованы "профессиональными революционерами" для осуществления неосуществимого. Октябрь не был, конечно, неизбежен, - он мог и не удастся. И когда он победил, мало кто думал, что это всерьез и надолго.

Сами большевики этого не думали. "Самое удивительное это то, что так-таки и не нашлось никого, кто немедленно выкатил бы нас на тачке", - признавался Ленин. И позднее: "Советской власти помогает чудо... Чудо - октябрьский переворот. Чудо - польская война. Чудо - трехлетняя выносливость русского мужика и рабочего".

То же утверждал и Троцкий: "что советская Россия в состоянии бороться и даже просто жить, этот факт есть величайшее историческое чудо". И еще. "Все осыпалось, не за что было зацепиться, положение казалось непоправимым... В течение месяца здесь (под Казанью) решалась заново судьба революции (октябрьской)... Многого ли в те дни не хватало для того, чтобы опрокинуть революцию?.. Здесь (под Свияжском) судьба революции в наиболее критические моменты зависела от одного батальона, от одной роты, от стойкости одного комиссара, т. е. висела на волоске. И так изо дня в день" (Л. Троцкий "Моя Жизнь". Т. II, 125-126).

Что и большевики ошиблись, и события повернулись в выгодную для них сторону, им ни в какой степени не повредило. Легкомысленный же просчет антибольшевиков усилил их пассивность. Большевизм представлялся таким явным вздором, порождением необузданной демагогии, противоречащей истории, что и некоторые антибольшевики из отвернувшихся от Февраля испытывали чувство удовлетворения от свержения Временного Правительства. "Дождались", злорадствовали те, кто усвоили броскую, но политически пагубную формулу Плеханова: "Полуленинцы хуже ленинцев". Отдельные чины полиции, жандармерии и черносотенцы не только сочувствовали свержению правительства Керенского, но, как могли, тому и содействовали. А "обыватель" - и, увы, не только он "держал нейтралитет" в ожидании, чем "бедлам" кончится.