Марк Вишняк - Дань прошлому

Более решительно были настроены Комитет спасения родины и революции и Совещание представителей городских самоуправлений, созванное по почину Петроградской городской думы. Оба учреждения исходили из факта гражданской войны, поднятой большевиками, которой может положить конец лишь низвержение власти узурпаторов. Но взаимным информированием, заслушиванием докладов, прениями по ним и даже бичующими захват власти резолюциями низвергнуть узурпаторов было невозможно. Реальную же силу составлял Петроградский гарнизон и рабочие, из которых большевики формировали свои красногвардейские отряды. За души этих солдат и рабочих и шла ожесточенная борьба на бесчисленных собраниях и митингах, в газетах и листовках с переменным успехом - в пользу большевиков или антибольшевистских социалистических партий.

И я занят был этим. Писал в "Деле народа" о "диктатуре против пролетариата", о "самодержцах в Смольном", о том, что "большевики обманули народ, когда обещали ему немедленный мир так же, как обманывают народ, обещая ему немедленно землю и хлеб". Я отмечал, что в "Известиях" большевики уверяют, что их "правительство не ставит себе непосредственной задачей совершение социалистической революции... Сейчас социалистической революции еще никто не совершает". А пятью днями раньше они утверждали как раз обратное. "Так было и так будет и с другими обещаниями большевиков". История, к сожалению, оправдала эти мои слова. Но я ошибся в другом. В той же статье от 2-го ноября я риторически вопрошал: "Кто заграницей согласится договариваться с большевиками? Предатели по отношению к своей родине, своей революции и демократии, большевики, конечно, не остановятся перед предательством чужой страны и народа". Последнее оправдалось, но относительно иностранцев я оказался совершенно не прав: с 1921-го года Германия, а затем Англия с Италией на перегонки бросились договариваться с большевистскими "каннибалами" сначала экономически, а потом и политически.

Занят я был и изготовлением статьи для сборника, который редакция "Права" предполагала издать ко дню созыва Учредительного Собрания. В. Д. Набоков просил меня дать вступительную статью с общей характеристикой начал, на которых было задумано Учредительное Собрание и построен закон о выборах. Я ее составил и даже просмотрел гранки набора. Написал и Нольде порученную ему статью об организации выборов на фронте. Другие авторы не успели закончить своих статей, когда выяснилось, что издание не может быть осуществлено по причинам техническим и политическим.

Гораздо реже, чем в печати или в закрытых заседаниях общественных и политических организаций, выступал я на массовых митингах. Повезли меня как-то в Петергоф на такой митинг. Огромный зал был заполнен до отказа людской массой - преимущественно в расхлястанных солдатских шинелях. Когда, говоря без особого почтения о захватчиках власти, я снова упомянул имя Ленина, вскочил со своего места христообразный солдат с всклокоченной светлой бородёнкой и глубоко запавшими горящими глазами и крикнул по моему адресу:

- Ты не трожь нашего Лёнина (он так и произнес: Лёнина). Он святой!

Я продолжал и закончил речь благополучно. Мне много и шумно аплодировали, - без того, однако, чтобы моя речь имела практически осязаемый результат. Но образ уверовавшего в святость Ленина солдата навсегда сохранился в памяти, как неопровержимое свидетельство того, что в большевистских рядах, особенно вначале, имелись не только преступные элементы, карьеристы-честолюбцы, "жрецы минутного успеха" и авантюристы, но и фанатики - идеалисты и изуверы.

2

Создалось положение, при котором и те, кто подняли гражданскую войну, и те, против кого она была поднята, как бы одинаково признали, что сложившаяся обстановка временна - является переходной к тому, что придет с Учредительным Собранием. Вот приедет "барин" - хозяин земли русской, - он нас и рассудит... Учредительное Собрание оказалось в центре общего внимания, пропаганды, надежд и опасений. Это длилось два с половиной месяца, отделявших октябрьский переворот от созыва - и ликвидации - Учредительного Собрания.

Яркой иллюстрацией распространенных тогда настроений может служить речь, которую произнес на митинге союза писателей чуткий и восприимчивый к окружающим его "флюидам" Д. С. Мережковский. Со свойственными ему экстазом и преувеличениями мистик и духовидец публично исповедовал свою веру в то, что "огни потушить можно, но как потушить солнце? Учредительное Собрание - солнце русской земли. Когда оно взойдет, исчезнут все призраки. Или, может быть, упырь захочет потушить солнце? Ну, что ж, пусть попробует!