Марк Вишняк - Годы эмиграции

Изложению взглядов на патриотизм, и сейчас не утративших злободневности, приходится предпослать описание "эпизода", связанного еще с нашим пребыванием во Франции и осложнившегося в Америке до непредвиденных, вероятно, и главным действующим лицом, размеров, а мне, как и большинству не только русских эмигрантов, но и членов партии социалистов-революционеров, совершенно неведомого.

"Героем" его оказался Василий Васильевич Сухомлин, который не был и не претендовал быть лидером партии, но, будучи племянником жены лидера, Колбасиной-Черновой, не только по родственным связям, но и по личным данным занимал {172} совершенно исключительное положение в партии. Он был и членом ЦК, и членом Учредительного Собрания, и членом Заграничной делегации, и ее представителем в Социалистическом Интернационале, и прочее и прочее.

Неблагоприятные слухи о его политической активности с 1936 года сопровождали его появление в Нью-Йорке в 1941 году. И нью- йоркская группа эсеров сочла необходимым обследовать их происхождение, ознакомившись с их содержанием по имевшимся данным и проверив их путем беседы с Сухомлиным и опроса лиц, на которых он укажет или имелись указания. Поручено это было членам группы Зензинову, Гр. Слуцкому и секретарю группы - Алексею Ив. Чернову. Они пришли единогласно к выводу, что "все инкриминируемые выступления, которые некоторых привели к заключению, что В. В. Сухомлин может быть 'советским агентом', всецело основаны на той своеобразной политической позиции, которую В. В. Сухомлин в эти последние годы занял". "Нет никаких данных предполагать, что В. В. Сухомлин является - по убеждению или по должности - советским агентом. Но в этом деле имеются обстоятельства, мимо которых не могут пройти ни члены партии с.-р., ни партийная организация".

Далее шло подробное изложение, на две страницы машинописи без подписи, по меньшей мере странного образа действий Сухомлина в Заграничной делегации партии, даже с точки зрения ее левых сочленов. Он расходился со своими товарищами и с меньшевиками в Исполнительном комитете Интернационала во взглядах на демократию и на отношения к советской власти. В частности, поражало, что он не соглашался протестовать против, так называемого, показательного процесса против Бухарина и тайного суда над Тухачевским. Или то, что от него исходили благоприятные для советской власти, но оказавшиеся ложными слухи о смягчении карательной системы в СССР, об освобождении из тюрьмы А. Гоца.

Постановление о Сухомлине принято было 28 октября 1941 года, то есть вскоре после расторжения Гитлером своего "кровью связанного союза" со Сталиным и неожиданного для последнего вторжения в Россию. Теперь и для Сталина Гитлер превратился из союзника в - "исчадие ада", "чудовище и людоеда". Вынужденный переход Советского Союза на сторону демократий, как это ни странно, не смягчил, а обострил политические расхождения среди русских американцев. И среди эсеров и меньшевиков товарищеские отношения часто обрывались, а то превращались во враждебные, - недавние друзья именовались ренегатами и предателями.

Дело Сухомлина закончилось принятием нашей нью-йоркской группой 8 февраля 1942 года резолюции, которая вызвала декларацию от 16 февраля того же года вышедших из группы вместе с Сухомлиным: Издебского, Вл. Лебедева, М. Лебедевой, Слонима, Сталинского, И. и М. Яковлевых. Эта внутрипартийная полемика перешла и на страницы общей печати. В "Новом Русском Слове" Сухомлин в "Открытых письмах" атаковал нас, как "тайных", потом "скрытых пораженцев". Керенский и другие в том же "Новом {173} Русском Слове" - в январе-феврале 1942 года, - отвечали на эти атаки.

О том, какое место заняли эти разногласия в нашей жизни в изгнании, можно судить по No4-5 "За Свободу", за январь-февраль 1942 года. Помимо фактической справки - "Из партийной жизни": резолюции группы и имена вступивших в группу и покинувших ее за февраль 1942 года, имеются статьи Соловейчика, Аронсона, моя. Имеется и специальная статья - "Пораженцы и оборонцы" (ответ т. (!) Сухомлину)", представляющая тем больший интерес, что автором ее был не кто иной, как увлекший Сухомлина в годы первой мировой войны на путь Циммервальда - В. М. Чернов.

Блестяще написанная, с соблюдением всех "товарищеских" условностей, статья Чернова саркастически напоминала о том, кем Сухомлин был во время первой мировой войны (1914-1918 гг.) и кому уподобился в 1941-1942 гг. Не буду приводить доводов, кроме одного, особенно убедительного в устах или под пером именно Чернова.