Анатолий Терещенко - Война глазами дневников

Гитлер: – Вы полагаете, что гренадеры Фридриха Великого умирали с большой охотой? Они тоже хотели жить, тем не менее, король был вправе требовать от каждого немецкого солдата его жизни. Я также считаю себя вправе требовать от каждого немецкого солдата, чтобы он жертвовал своей жизнью.

Гудериан: – Каждый немецкий солдат знает, что во время войны он обязан жертвовать своей жизнью для своей родины, и наши солдаты на практике доказали, что они к этому готовы. Однако такие жертвы нужно требовать от солдата лишь тогда, когда это оправдывается необходимостью. Полученные мною указания неизбежно приведут к таким потерям, которые никак не могут быть оправданы требованиями остановки…

Гитлер: – Мне известно, что вы болеете за дело и часто бываете в войсках. Я признаю это достоинство за вами. Однако вы стоите слишком близко к происходящим событиям. Вы очень сильно переживаете страдания своих солдат. Вы слишком жалеете их. Вы должны быть от них подальше. Поверьте мне, что издали лучше видно…

После этой беседы Гитлер сказал Кейтелю:

– Нет, этого человека я не переубедил!

Гудериан понимал, что иллюстрировать фюреру в диалоге картину суровой реальности бесперспективно. Он ее не знал, сидя в берлинской канцелярии, как не знало и все его ближайшее окружение.

«Да, даже если все держаться одного мнения, – подумал танковый стратег, – все могут ошибаться».

Он мало знал настоящих бунтарей, готовых умереть за свои убеждения. А еще он знал о мстительности и злопамятности Гитлера. И она скоро проявилась. Подогрел обстановку генерал‐фельдмаршал Гюнтер фон Клюге, который пожаловался фюреру, что танковый командарм представил ему неверное официальное донесение.

26 декабря 1941 года Гудериан, получив распоряжение фюрера о переводе его в резерв главного командования сухопутных войск, отбыл в Берлин. В тот же день он подготовил прощальный приказ по армии. В нем говорилось:

«Солдаты 2‐й танковой армии!

Фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами освободил меня с сегодняшнего дня от командования.

Прощаясь с вами, я продолжаю помнить о шести месяцах нашей совместной борьбы за величие нашей страны и победу нашего оружия, я с глубоким уважением помню обо всех тех, кто отдал свою кровь и свою жизнь за Германию.

Вас, мои дорогие боевые друзья, я от глубины души благодарю за все ваше доверие, преданность и чувство настоящего товарищества, которое вы неоднократно проявляли в течение этого продолжительного периода…

Я уверен в том, что вы так же, как и до сих пор, будете храбро сражаться и победите, несмотря на трудности зимы и превосходство противника. Я мысленно буду с вами на вашем трудном пути.

Вы идете по этому пути за Германию!

Хайль Гитлер!

Он хорошо усвоил аксиому: когда плохая политика ведет к военной катастрофе, обычно обвиняют генералов.

Это был мужественный, образованный и умный генерал – наш враг, полностью преданный не столько нацизму и Гитлеру, сколько Германии.

А еще Гудериан, против брони которого осенью сорок первого сражались воины трагически погибшей 50‐й армии РККА, вспомнил о беседе в городе Орле со старым царским генералом. Тогда он сказал такие слова немцу:

«Если бы вы пришли двадцать лет тому назад, мы бы вас встретили с большим воодушевлением. Теперь же слишком поздно. Мы как раз теперь стали снова оживать, а вы пришли и отбросили нас на двадцать лет назад, так что мы снова должны начать все сначала. Теперь мы боремся за Россию, и в этом мы все едины».

Как никто другой Гудериан понимал – в единстве сила!

Из записей дневника Гельмута Шибеля:

«Во время войны на Восточном фронте я был командиром роты 13‐й танковой дивизии. Я в этой должности испытал все ужасы войны. Войны страшной и длительной, коварной и необъяснимой, волюнтаристской и обманчивой. Войны, на которой происходила утрата человеческого достоинства и способности трезво размышлять. Мозги, бывало, работали меньше, чем эмоции.

Я старался быть объективным в своих оценках как воинов вермахта, так и бойцов Красной армии, отдавая дань храбрости и благородству, независимо от того, кто их проявлял: советский воин или солдат вермахта.

Да, мы верили в скорую победу. Нам ее обещали политики и генералы. В Европе мы быстро управились – победы сыпались на наши погоны, самолюбие и была уверенность, что так же легко мы победим и Советскую Россию. Пропаганда Геббельса нас успокаивала, Провидение Гитлера нас убаюкивало. Мы верили в хорошо накачанные стальные мускулы Третьего рейха.