Николай Павленко - Петр II

К свойствам Остермана, высоко ценимым в дипломатии, относилось умение много говорить и ничего не сказать. Во время бесед с Остерманом иноземные послы пытались выведать у него интересующие их сведения, но Остерман, если не желал их сообщить, то на прямые вопросы давал такие уклончивые ответы, что их можно было толковать и так и этак. В результате собеседник с чем приходил, с тем и уходил.

И, наконец, последнее — Остерман умел навязывать собеседнику свои мысли так ловко и без всякого нажима, что тот в конце концов воспринимал их как свои собственные, не подозревая, что они родились в голове Остермана, а не в его собственной, и удивляясь, что его голову навестили суждения, удостоенные похвалы такого умного человека.

Среди современных ему вельмож Остерман выглядел белой вороной, поскольку не был уличен ни в казнокрадстве, ни во взяточничестве. Взятки деньгами или натурой (лошадьми, убранством к ним, персидскими коврами, дорогими сукнами, крепостными крестьянами и пр.) считались после смерти Петра столь обыденным явлением, что их относили к преступлениям лишь на бумаге. Отказ Остермана от получения подношений попал даже на страницы депеш французского и английского дипломатов. В августе 1727 года Остерман отказался от подарка царя, не приняв пожалования ему графским достоинством и деревнями, конфискованными у П. А. Толстого. По словам секретаря французского посольства Маньяна, Остерман говорил, что не заслужил их и согласится принять пожалования, когда царь станет совершеннолетним. Аналогичный случай произошел два года спустя. 23 августа 1729 года К. Рондо извещал английский двор: «Барон Остерман, человек по общим отзывам неподкупный, недавно отказался принять поместье в Пруссии, приносящее тысяч шесть крон ежегодного дохода и принадлежавшее князю Меншикову». Король этим подарком хотел подкупить Остермана, рассчитывая на то, что русская армия будет одеваться не в английское, а в прусское сукно [21] Сб. РИО. Т. 66. СПб., 1889. С. 70. .

Чем руководствовался Андрей Иванович, отказываясь от получения солидного куша: принципиальным осуждением взяточничества и казнокрадства или страхом быть изобличенным и наказанным? Думается, второе. Подкуп дипломатов, в том числе и русских, выдачей единовременных крупных сумм или ежегодного пенсиона был явлением, распространенным при всех европейских дворах. Но Андрей Иванович знал, что он, как иноземец, не пользовался расположением русских вельмож — у него было много недругов и завистников. Десятки пар глаз пристально наблюдали за его действиями, и любая его оплошность могла стоить ему карьеры. Остерман предпочитал не рисковать.

Все перечисленные свойства натуры позволяли Андрею Ивановичу уверенно себя чувствовать в течение шести царствований и правлений регентов, одинаково нуждавшихся в его услугах. Умел он ладить и с фаворитами, нередко игравшими более значительную роль, чем монархи и монархини. Лишь Елизавете Петровне удастся отправить Андрея Ивановича в ссылку — в тот самый Березов, куда он в свое время упек А. Д. Меншикова. Причем и тогда Остерман мог бы избежать катастрофы, если бы его совета послушалась ленивая и беспечная правительница Анна Леопольдовна. Последние пять-шесть лет перед переворотом в пользу Елизаветы Петровны Андрей Иванович страдал недугом (подагрой), приковавшим его к постели, но это не помешало ему удерживать в руках кормило правления страной. Ему стало известно о готовившемся перевороте, и он велел себя одеть, усадить в кресло и внести в покои правительницы, чтобы предупредить ее о грозившей опасности. Но та по легкомыслию расхохоталась над его словами и стала показывать ему только что приобретенные платьица для грудного императора Ивана VI Антоновича…

Падение Остермана случится в 1741 году. Ну а в 1727 году — в год, когда он был назначен воспитателем императора, — он занимал должности члена Верховного тайного совета, президента Коммерц-коллегии и вице-канцлера. Тем не менее он осознавал непрочность своего положения при дворе и необходимость лавировать между соперничавшими группировками, угождать то одной из них, то другой. Его престиж то падал, то поднимался до небывалой высоты, когда его, по словам саксонского посланника Лефорта, считали ментором русских вельмож, которые «без его совета ничего не предпринимают».

Наставник императора начал с того, с чего и должен был начать, — с составления «Представления о разделении часов, которые его императорское величество к своим наукам и забавам употреблять изволит». Этот документ он и подал на рассмотрение Верховного тайного совета. «Представление…» состоит их двух частей: в первой автор изложил общий взгляд на воспитательный процесс; во второй распределил часы на каждый день недели.