Андрей Фурсов - Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств

– Кризис кризису рознь. «Длинные двадцатые» были структурным кризисом капитализма, из которого он вышел обновлённым. То был кризис обновления. Кризис конца XX – начала XXI века – системный, за ним у капитализма никакого обновления. Всё, занавес. И Россия с разрушением СССР в полной мере в этот кризис вползла: «язычник, чахнущий от язв христианства» – так К. Маркс определял подобного рода ситуации.

«Длинные двадцатые» были творческим взрывом – социальным, культурным, научным. Джойс, Пруст, Т. Манн, Кафка, Фолкнер, Хемингуэй, Ремарк, Фейхтвангер, Голсуорси на Западе; Андрей Платонов, Шолохов, Есенин, Маяковский и многие другие у нас. Поразительные достижения в науке о природе, в обществоведении, в структурах повседневности. Что изобретено за последние 60 лет – только компьютер, интернет, мобильный телефон – и всё. За последние 60 лет, т. е. с тех пор, когда совпартноменклатура в союзе с западными буржуинами сорвала попытку прорыва в реальное посткапиталистическое (а не просто антикапиталистическое как в СССР) будущее на основе достижений таких блестящих учёных как В. М. Глушков и И. С. Филимоненко. Наступил откат – эпоха «коротких мыслей», как говорил Папа Карло, – за которым маячит новое темновековье.

…О том, что советские звёзды не позировали. Начать с того, что выдающиеся советские актёры и певцы не называли себя звёздами, да и на фотографиях смотрелись не позёрами. Позёрство – способ существования бездарей и самозванцев, главная цель которых не самореализация (реализовать нечего), а погоня за деньгами и славой.

– Мир так устроен, что всегда будут люди, которым нужно чуть больше денег, чуть больше комфорта и удовольствий. Понятно, что сегодня в России рынок не рынок, капитализм не капитализм… Кстати, сегодня известно, что Сталин в начале 1950-х годов, когда страна уже восстанавливалась, повсеместно вводил формы поощрения за рост производства – так называемый метод повышения эффективности (МПЭ), и как следствие – резкий рост в те годы артелей и частных производителей. Насколько возможно учесть интересы всех и какая степень и форма частной собственности возможна в России, если, конечно, она возможна вообще?

– Вы правы: у нас нет ни рынка, ни капитализма. У нас процесс первоначального накопления (т. е. передел собственности) постоянно подсекает капиталистическое накопление. Я рад, что Вы вспомнили МПЭ; этот факт лишний раз свидетельствует о том, что Сталин был великолепным социальным инженером. Что касается частной собственности, то в России на протяжении почти всей её истории частной собственности либо не было, либо она не работала, либо приобретала главным образом уродливые формы как в конце XIX – начале XX и в конце XX – начале XXI вв. Вообще нужно сказать, что частная собственность – довольно редкое явление. Оно возникает с разложением западноевропейского феодализма (собственно, никакого другого и не было) и расцветает при капитализме. Азиатские (Китай, Индия, мир ислама) и античные социумы частной собственности по сути не знали – природно-хозяйственные и исторические условия такого типа собственности не требовали. Более того, как и ростовщичество, этот тип собственности нёс им смертельную угрозу. Недаром частная собственность на Западе развивается как элемент «цивилизации ссудного процента». Но даже на Западе, если брать верхушку мирового капиталистического класса, деньги определяют далеко не всё – на определённом уровне физические деньги превращаются в метафизическую, нередко оккультную (но не религиозную!) власть. Последняя в качестве второго контура как бы вынесена за рамки системы – по принципу злого духа из «Шах-Намэ» Фирдоуси: «Я здесь и не здесь».

Россия в плане развития частной собственности (не путать с семейно-обособленной) относится к мейнстриму планетарного развития, а не к западному (капиталистическому) «выверту-извращению». Относительно невеликий по объёму совокупный общественный продукт (результат хозяйственной деятельности русских в зоне рискованного земледелия евразийского неудобья), огромные пространства (транспортные издержки), постоянные войны на три стороны света – всё это делало собственность (не частную собственность, а собственность вообще) в русской системе жизни вторичной, производной, функциональной по отношению к власти. А само общество приобретало служебно-служивый характер. Развитие в таком типе социума частной собственности, не говоря уже о капитализме, есть показатель не прогресса, а регресса и упадка. Что и происходило у нас в конце XIX – начале XX в. При том, что частнособственнический слой позднесамодержавной (пореформенной) России был невелик, этого вполне хватало для нарастания кризиса. Ведь жил этот слой по потребностям верхушек буржуазного Запада с его индустриальной и мощной аграрной основой, а не по потребностям, которые могла удовлетворить русская система хозяйства. Западоидность российской верхушки может обеспечиваться только одним – усилением эксплуатации и разорением основной массы населения, что и повторилось в 1990-е – привет позднему самодержавию. Частная собственность и капитализм в России и для России – это всегда показатель серьёзной социальной болезни.