Станислав Куняев - Огонь под пеплом (Дело «сибирской бригады»)

а). С конца 1927 года по 1929 состоял в антисоветской группе „Памир“.

б). С 1931 года состоял в антисоветской группе „Сибиряков“.

в). Написал и декламировал среди членов группы стихотворение „Колчак“.

г). Написал, читал на собрании в Доме Герцена стихотворение „Семиреченский тигр“, посвященное Троцкому.

Подробно о работе группы „Памир“, „Сибиряков“, политкредо и политфизиономии членов группы изложу в последующих показаниях.

Записано с моих слов верно и мне прочтено

Сергей Марков».

Из протокола допроса С. Н. Маркова от 20.5.32 года

«В антисоветскую группу „Памир“ я вступил в Новосибирске в 1928 г. Группа была создана по инициативе секретаря журнала Анова, Мартынова, моей и др. Мы были тогда нелегальной группой».

«В Новосибирске мы потерпели поражение. Меня обвинили, по-моему, без достаточных оснований, в антисемитизме, сняли с работы, и я вынужден был уехать в Ленинград. Из Ленинграда я приехал в Москву в начале 1929 года».

«РАПП нас не включил целой группой, признал нас реакционными, и мы вынуждены были „сократиться“ — это было в конце 1929 года».

«Антисоветский тон задавал Анов. С его стороны проводилась определенная антисоветская обработка молодых членов группы. Я лично думал, что он провоцирует, работая агентом ОГПУ, настолько откровенны были его разговоры. Члены группы в большинстве настроены антисоветски…

Записано с моих слов и мне прочитано

С. Марков».

К делу приложено никогда и нигде не публиковавшееся полностью стихотворение Сергея Маркова.

Наибольшее количество страниц в деле представляют протоколы допросов самого молодого и, может быть, самого талантливого из «Сибирской бригады» Павла Васильева. Интерес ОГПУ к нему и его творчеству скорее всего объясняется тем, что Павел Васильев принадлежал одновременно как бы к двум оппозиционным коммунистической идеологии поэтическим ветвям — с одной стороны, к молодой вольнице сибиряков, а с другой — к группе крестьянских, истинно народных поэтов, объединившей Николая Клюева, Сергея Клычкова, Ивана Приблудного, Петра Орешина.

Допрашивая его, следователи как бы сразу получали информацию по двум направлениям, убивали двух зайцев разом. Вот почему в то время, как все сибиряки прошли два-три допроса, Павла Васильева допрашивали в течение полутора месяцев — с 4 марта по 19 мая 1932 года — семь раз!

Конечно, он сказал на допросах многое. Можно сомневаться в стопроцентной истинности показаний. Может быть, какая-то их часть сформулирована следовательской рукой, но тем не менее следует привести их все-таки в значительном объеме, потому что из признаний Павла Васильева, из характеристик, которые он дает взглядам и убеждениям своих товарищей, вырисовывается объективная картина их отношений к режиму, к политике, к идеологии эпохи.

И не будем строго судить Павла Васильева, памятуя, что в то время ему исполнился всего лишь 21 год.

Выдержки из протоколов допроса от 4.3.1932 г.

«На меня действовало преклонение перед Есениным, сила личности, творчества этого поэта на меня действовала так же, как киплинговская романтика Мартынова. По всему этому я стал пить…»