Юрий Емельянов - Хрущев. От пастуха до секретаря ЦК

Поведение Курослепова объясняется прежде всего тем, что он, как всякий нувориш, опьянел от свалившегося на него богатства и связанного с ним высокого положения. Нечто похожее происходило и с Хрущевым. Говоря о Хрущеве, Каганович замечал: "Есть люди, у которых на большой высоте голова кружится. Хрущев и оказался таким человеком. Оказавшись на самой большой вышке, у него голова закружилась, и он начал куралесить, что оказалось опасным и для него, и особенно для партии и государства, тем более что стойкости и культурно-теоретической подкованности у него явно недоставало". И в то же время известно, что, несмотря на многие недостатки, Хрущев был наделен чувством юмора. А поэтому он мог живо реагировать на карикатурное изображение на сцене близких ему черт курослеповской натуры.

Впрочем, Хрущева мог веселить и другой комический образ пьесы городничий Серапион Мардарьич Градобоев, человек немалой хитрости. В отличие от склонного к паническим страхам Курослепова, Градобоев наделен непоколебимым оптимизмом и в ответ на заявления купца о трещине в небе, уверенно говорит: "Лопнуло, так починят". Градобоев готов судить по законам, но он предлагает и другую альтернативу – судить "по душе, как мне Бог на сердце положит". Для того, чтобы помочь просителям сделать правильный выбор между этими способами принятия решений, лукавый городничий приказывает полицейскому унтер-офицеру Сидоренко принести много сборников законодательных актов. Градобоев замечает при этом: "Вот сколько законов!… И законы всё строгие; в одной книге строги, а в другой еще строже, а в последней уж самые строгие". После этого просители хором просят: "Суди по душе, Серапион Мардарьич". Градобоев милостиво соглашается, но предупреждает: "Только не жаловаться, а коли вы жаловаться… Ну, тогда уж…" Но просители дружно заверяют его, что жаловаться они не будут.

Как и Градобоев, Хрущев излучал безграничный оптимизм. Успехи же Советской страны в освоении космоса в период пребывания Хрущева у власти и его безграничная вера во всесилие ракетной техники чем-то напоминают уверенность Градобоева в то, что власти смогут "починить" небо, если бы в этом возникнет необходимость. В то же время, как и Градобоев, Хрущев – человек с хитрецой и лукавством, прикрывавший популистской демагогией свои "волюнтаристские" решения, за которые он и был снят в октябре 1964 года. Как и Градобоев, Хрущев явно предпочитал судить не по законам, а "по душе, как мне Бог на сердце положит".

В образах Курослепова и Градобоева можно найти сходство с Хрущевым, когда он уже обладал верховной властью и упивался своим высоким положением. Однако пока Хрущев, поднимался к высшей власти и, даже находясь на высоких постах, он зависел от вышестоящего начальства. Во многих ситуациях он ощущал себя лишь подневольным исполнителем решений, принимаемых наверху. Возможно, по этой причине Хрущеву был симпатичен образ бравого солдата Швейка, созданного чешским писателем Ярославом Гашеком.

Оправдывая свою деятельность, Хрущев винил во всех неудачах советского государства вышестоящее начальство, и, прежде всего Сталина. Рассказывая же о поражениях Красной Армии в первые дни войны, Хрущев обрушивается и на Генеральный штаб. Он заявлял: "Вмешательство Генерального штаба получилось таким же, как у бравого солдата Швейка: все было хорошо, пока не вмешался Генеральный штаб". Взгляд на Великую Отечественную войну с позиции Швейка раскрывает еще некоторые стороны в личности Хрущева. Олицетворяя отношение чехов к империи Габсбургов и первой мировой войне, Йозеф Швейк глубоко чужд целям войны, интересам Австро-Венгрии и презирает имперские власти. Хитрюга Швейк озабочен лишь тем, как бы ему уклониться от тяжелой и опасной службы. При этом на протяжении всего романа Швейк придуривается, изображая из себя верного патриота Австро-Венгрии и исполнительного солдата императорской армии. Таким образом, он доводит до абсурда проявления патриотизма и исполнение солдатского долга. Если учитывать, что Хрущев постоянно ощущал себя Пиней, лишь случайно втянувшимся в ненужное ему дело, то, скорее всего, показное рвение Хрущева в исполнении своих обязанностей служили ему лишь удобной маской для прикрытия своего безразличия (а, возможно, и антипатии) ко многим сторонам советской общественной организации.

В то же время образ Пини, как и образ простодушного Опанаса, помогали Хрущеву утаивать свою способность к лицедейству. Маска простачка, а, порой, и дурашливость позволяли Хрущеву скрывать свои недюжинные способности и незаметно подходить к осуществлению своей цели. Этим во многом объясняются его успехи в борьбе со своими политическими соперниками. Хотя Хрущев нередко давал волю страстям и вел себя, как подгулявший купчина, иногда он лишь имитировал утрату контроля над собой и его взрывы эмоций были показными.