Сергей Кисин - Император Николай I и его эпоха. Донкихот самодержавия

Настоящих «русских» в пику пруссофильски настроенному сыну Павлу она хотела сделать из своих внуков, властно отобрав у него старших сыновей Александра и Константина и воспитывая по собственному разумению. В первом она вообще видела продолжателя своих дел, второго после предполагаемого взятия Стамбула мечтала поставить во главе возрожденной Византийской империи (одно имя парня чего стоило). Сына она ни в грош не ставила. Павел это понимал и не смел перечить, затворившись в своем Гатчинском дворце.

Последние месяцы жизни Екатерина занималась устройством брака 13-летней великой княжны Александры Павловны и 17-летнего короля Швеции Густава IV Адольфа. Регент, его дядя Карл Зюдерманландский, настаивал на женитьбе на принцессе Луизе-Шарлотте Мекленбург-Шверинской, но в Европе Екатерина решала, кому идти под венец. Этим браком она навсегда избавляла столицу от проблем со Швецией. Русские пушки были более веским аргументом, чем чары прелестной Луизы, и обручение с немкой расстроилось.

В августе дядя с племянником инкогнито прибыли в Петербург «смотреть товар». Их принимал по высшему разряду весь высший столичный свет, закатывая пиры и балы. Однако те в первую очередь смотрины начали с самой императрицы, состояние здоровья которой стало решающим фактором в срыве альянса. На этот случай у скандинавов уже была запланирована «домашняя заготовка». В день помолвки 10 сентября король неожиданно «вспомнил», что княжна православная, и категорически отказался жениться на еретичке, потребовав смены веры. В России же всегда все было наоборот: веру меняли те, кто входит в императорскую семью. В Стокгольме это прекрасно знали.

Такой реприманд от сопливого величества сильно ударил по нервам императрицы, всегда до этого утверждавшей, что «всякий русский в глубине души не любит ни одного иностранца». Незадолго до этого она узрела на небе комету, заметив генерал-губернатору Петербурга Николаю Архарову: «Вот вестница скорой смерти моей». Расстройство помолвки кометой прошлось по состоянию здоровья Екатерины, пережившей первый апоплексический удар (инсульт).

Едва отойдя от удара, 16 сентября императрица призвала к себе внука Александра и прямо объявила ему о желании, чтобы тот стал наследником, передав документы, необходимые для объявления его своим преемником по еще петровскому указу о престолонаследии (она сознательно распространяла слухи о том, что якобы родила сына Павла не от мужа, а от графа Сергея Салтыкова, дабы отстранить его от престола). Наследника она напутствовала: «Изучайте людей, старайтесь пользоваться ими, не вверяясь им без разбора; отыскивайте истинное достоинство, хоть бы оно было на краю света: по большей части оно скромно и прячется где-нибудь в отдалении. Доблесть не лезет из толпы, не жадничает, не суетится и позволяет забывать о себе».

Это был шанс. Без всякого традиционного для России государственного переворота, по петровскому закону о престолонаследии Екатерина вольна была передавать престол кому угодно, в том числе и внуку.

Однако тот струхнул и уже на следующий день вместе с братом тайно от всех присягнул на верность «папеньке», фактически предав бабку, которую письменно заверил в своем согласии с ее волей. Жить ей оставалось считаные дни, можно было и пренебречь честным словом «высочества».

Естественно, это не укрылось от императрицы, горько заметившей, что в России все под секретом, но нет никаких тайн. 18 сентября с ней случился повторный удар, более легкий, чем предыдущий, который она перенесла на ногах, открыв только самым близким, кому еще могла доверять.

2 ноября Екатерина последний раз вышла в «большой свет». На большом парадном обеде все отметили ее нездоровый вид и явное переутомление (последствие микроинсульта). Вечером 4 ноября выйти в «свет» она уже не рискнула – собрала у себя в Эрмитаже «интимный кружок»: забавник-«дуралеюшка», кофейных дел мастер Кутузов, шут Лев Нарышкин, фрейлины. Потешали они ее от души, так что у матушки «от смеха поднялась колика», и она удалилась почивать ранее обычного. Выпила лишь рюмку мадеры, откушав яблок и вишен. Все заметили, что из-за водянки ноги государыни распухли, открылись раны (как и в последние дни жизни у покойной императрицы Елизаветы Петровны), ступала она тяжко, подолгу останавливаясь и отдыхая. Ретивое расшалилось.

Утром, откушав кофею (по утрам сама себе варила), быстро перебрав бумаги и перекинувшись несколькими ничего не значащими фразами с «дуралеюшкой», Екатерина вдруг резко поднялась и, попросив секретаря ее подождать, проковыляла в клозет. Время шло, императрица не появлялась. Встревожились и находившиеся тут камер-юнгфера (горничная) Мария Перекусихина и камердинер Захар Зотов. Секретарь не рискнул ее побеспокоить, лакеи тоже, Зубов сам решил робко поскрестись в дверь. Государыня распласталась на полу – ее настиг третий удар. Великий Пушкин уточнил диагноз: