Сергей Кисин - Император Николай I и его эпоха. Донкихот самодержавия

Долго радоваться любовным утехам император брату не позволил. После двух брачных ночей назначил его на первое реальное дело – генерал-инспектором по инженерной части и шефом лейб-гвардии Саперного батальона. В любимую новобрачным сферу деятельности. Впервые всячески удерживающего в узде принца допустили к самостоятельному командованию, где он мог наконец приложить всю свою тягу к военному делу.

Так уж исторически сложилось, что на одних поражение в войне воздействует отрезвляюще и заставляет полностью пересмотреть свои взгляды на военное искусство, мобилизует и побуждает к созиданию, более гибкому и разностороннему подходу к древнейшему в мире искусству убивать себе подобных. Побежденные извлекают уроки из поражения, учатся на своих ошибках, перестраивают тактику, перевооружают армию и идут возвращать себе утраченное уже совсем с другими взглядами на «поле битвы Земля».

Другие же, добившись тяжелой и кровавой победы, напротив, почивают на лаврах, благостно внимают лести и глохнут от праздничных фанфар. Таковые начинают верить в собственный военный гений, непобедимость, совершенство, всемогущество собственного оружия и всесилие своей армии, не считаясь с изменившимися реалиями и реваншистскими намерениями побежденных. «Медные трубы» и медовый поток восторженных похвал становятся привычными, армия разлагается от отсутствия привычных испытаний и достойных соперников, воля к победе улетучивается, боевой пыл гаснет, готовность умереть за родину уступает место роскоши и сытости победителя.

В итоге некогда проигравшая сторона, к удивлению бывших триумфаторов, берет их голыми руками. Примеров этому в Истории не счесть.

«Освободитель Европы» Александр I, на которого после сокрушения русскими войсками Наполеона смотрели как на несравненного титана и устраивали пышные встречи едва ли не во всех крупных городах Старого Света, а на родине от которого ждали крутых либеральных перемен после войны, ставшей «отечественной», пошел именно по этому парадоксальному пути.

Из минувших войн были сделаны самые неправильные выводы. Разгромив самого сильного врага в мире, император решил, что теперь позициям России вообще ничего не угрожает, и можно спокойно позволить себе расслабиться, забыв о реформировании армии и обещанном еще в начале царствования освобождении крестьян (разоренные войной помещики этого бы не поняли). Самая могучая и боеспособная сила в тогдашнем мире постепенно превращалась в игрушку для плац-парадов. Боевая же подготовка армии была пущена на самотек, ибо, по мнению императора, воевать в обозримом будущем было уже не с кем – «корсиканское чудовище» отдыхало от войн на острове Святой Елены, турки присмирели, Европу стерег Священный союз трех императоров – живи и радуйся, играя «в оловянных солдатиков».

Генерал Паскевич с горечью писал: «После 1815 года фельдмаршал Барклай де Толли, который знал войну, подчиняя требованиям Аракчеева, стал требовать красоту фронта, доходящую до акробатства, преследовал старых солдат и офицеров, которые к сему способны не были, забыв, что они недавно оказывали чудеса храбрости, спасли и возвеличили Россию. Много генералов поддались этим требованиям; так, например, генерал Рот, командующий 3-й дивизией, который в один год разогнал всех бывших на войне офицеров, и наши георгиевские кресты пошли в отставку и очутились винными приставами. Армия не выиграла от того, что, потеряв офицеров, осталась с одними экзерцирмейстерами. Я требовал строгую дисциплину и службу, я не потакал беспорядкам и распутству, но я не дозволял акробатства с носками и коленками солдат. Я сильно преследовал жестокость и самоуправство, и хороших храбрых офицеров я оберегал. Но, к горю моему, фельдмаршал Барклай де Толли им заразился. Это экзерцирмейстерство мы переняли у Фридриха II, который от отца своего наследовал эту выучку. Хотели видеть в том секрет его побед; не понимая его гения, принимали наружное за существенное. Фридрих был рад, что принимают то, что лишнее, и, как всегда случается, еще более портят. У нас экзерцирмейстерство приняла в свои руки бездарность, а как она в большинстве, то из нее стали выходить сильные в государстве, и после того никакая война не в состоянии придать ума в обучении войск. Что сказать нам, генералам дивизий, когда фельдмаршал свою высокую фигуру нагибает до земли, чтобы равнять носки гренадеров? И какую потому глупость нельзя ожидать от армейского майора? Фридрих II этого не делал. Но кто же знал и помнил, что Фридрих делал? А Барклай де Толли был тут у всех на глазах. В год времени войну забыли, как будто ее никогда не было, и военные качества заменились экзерцирмейстерской ловкостью».