Кинзя таскал сучья в костер, Хамит потрошил барашка, а Салават копал яму. Злополучного "летучего барана" уложили на дно ямы, слегка присыпали сверху землей и на этом месте зажгли костер.
Плененные орлята не желали клевать брошенные им ягнячьи кишки. Ягнячьим жиром мальчики намазали свои обмытые в горном роднике раны: Хамит и Кинзя быстро уснули, усталые, разморенные зноем. Дым распугал больно кусающих оводов и докучную мошкару. Жаркое пламя костра теряло свой блеск в полуденных солнечных лучах и казалось прозрачным. Раскаленный над костром воздух струился вверх, как волны чистейшей воды, а видимые за ним леса и горы дрожали и колебались, как отражение в озере.
У Салавата болела разодранная шея. Раны мешали уснуть, и Салават подремывал, думая о своем приключении.
Ему представилось, как они возвращаются, как встречает их аул и каждый несет подарок за избавление от хищников; кто - яйца, кто - лепешки, кто гуся, или утку, а богатые - по ягненку. Вот так пир, вот так богатство!..
Салават следил за орлятами. Они сидели нахохленные и злые. Костер их удивлял и пугал, путы на ногах не давали прыгать. Один из птенцов непрестанно клевал кушак Хамита, связывающий его ноги. Иногда он подымал голову и со смешной надменностью оглядывал все вокруг. Вся злость орлиной породы виднелась в его взоре, когда он взглядывал на Салавата. Его отец и мать, убитые, лежали тут же, невдалеке от костра. Коричневое мощное крыло отца было широко откинуто. Салавату не раскинуть так широко рук.
- Батыр кыш! Смелая птица! - произнес Салават, с восхищением глядя на крыло. - Кочле кыш! Сильная птица...
Салават подбросил сучьев в костер, прилег на прежнее место. И, как это часто случалось, в голове Салавата родились и полились из груди слова новой песни:
Над скалами ветер веет,{62}
Никто на них влезть не смеет,
Там гнездятся только хищные орлы,
Там детей выводят грозные орлы.
Песня понравилась Салавату, и он громче и вдохновеннее, с каждым словом смелее, ее продолжал:
У нас отваги немало
Трое взобрались на скалы,
Там на нас напали грозные орлы,
В битве с нами пали грозные орлы.
Двоих насмерть мы убили,
Двоих живыми пленили...
Эй, встречайте нас в ауле веселей,
Эй, тащите нам барашков пожирней!..
- Баран готов? Эй, певец! - крикнул Хамит. - Готов, что ли, баран? Нас песнями не накормишь!
- Проспали! Я съел и косточки проглотил!
- Я тоже сожрал бы с костями и с шерстью, - засмеялся Хамит.
- Еще бы, глядите - уж полдень! - указал на солнце Кинзя.
Салават раскидал костер. Земля под ним была черная, и от нее подымался душистый пар.
- Сейчас мы будем есть батырского барана, - важно сказал Салават.
- Почему батырского? - в один голос спросили Хамит и Кинзя.
- Когда настоящие батыры идут в поход, они не берут с собой котла, чтобы варить салму, пекут барана вот так - в яме. Этому научил людей Аксак-Темир{63}. Он был большой батыр, который провел жизнь в походах, пояснил Салават.
Он вынул кинжал и скинул тонкий пласт золы и земли, прикрывавший барашка. Вкусный, дразнящий пар вырвался из ямы клубами.
"Летучий баран" оказался им очень кстати. Косточки его смачно похрустывали на зубах у охотников. Однако, расправившись с целым ягненком, мальчики до того почувствовали тяжесть в животах, что тотчас же опять все уснули.
Когда после крепкого безмятежного сна они снова проснулись, занималась уже вечерняя заря. С пением кружились жуки. Орлята спали, прижавшись друг к дружке.
- После батырского барана я выспался, как батыр! - сказал Хамит.
- Эх, если бы от него и вправду стать батыром! - мечтательно протянул Кинзя. - Настоящим батыром, про которого поют песни.
- Да я и сейчас сложил про тебя песню! - сказал Салават.
Чувствуя за словами друга какой-то подвох и насмешку, Кинзя промолчал, но Хамит настойчиво попросил:
- Спой, Салават! Какую ты песню сложил про Кинзю?
Салават не сложил еще никакой песни, однако настоящий певец не должен отмалчиваться, если у него просят песню. В прошлом году на праздник к шайтан-кудейцам приходил из Китайского юрта певец Керим. Он сказал Салавату, что у настоящего певца песни хранятся в сердце, как стрелы в колчане, чтобы в любой миг можно было достать нужную.
Стремясь не ударить лицом в грязь перед товарищами, Салават не заставил себя упрашивать в запел:
Кинзя висел вверх ногами,
С сука его сняли мы сами.
Наш Кинзя великий подвиг совершил:
Он летучего барана застрелил!..
- Спасибо, Салават. Пусть про тебя всю жизнь складывают такие песни, с обидой сказал толстяк.
Читать дальше