Александр Широкорад - Россия выходит в Мировой океан

Ну, иногда охота разнообразилась. Вот запись от 8 мая 1905 г.: «Гулял с Дмитрием в последний раз. Убил кошку».

Пальба по воронам и кошкам никоим образом не говорит о жестокости «кровавого царя». Пусть сколько угодно возмущаются экологи и члены общества защиты животных, но есть много нормальных мужчин, которые могут пальнуть по вороне или кошке. Другой вопрос, если умный человек спьяна подстрелил ворону или соседскую кошку, то ему никогда не придет в голову с гордостью писать об этом в дневнике.

Сейчас куча борзописцев тужится доказать, что Николай II желал постепенных реформ, которые-де ему мешали проводить революционеры и придворные сплетники.

Увы, у Николая II не было никаких планов вообще, ни либеральных, ни реакционных. Была единственная идея – сохранение собственной власти любой ценой. Все же реформы от созыва Думы до создания батальонной артиллерии достигались лишь большой кровью. Но кровью пока не царя и его близких, а кровью русских людей – солдат, жандармов и революционеров на полях Маньчжурии, Восточной Пруссии и на баррикадах Пресни. Любые самые малые реформы проводились после полного краха старых законов, указов и уставов.

Ни в экономике, ни в военном деле, ни в области общественных отношений за 23 года царствования нигде нет определенной линии, даже негативной. Везде метания, зигзаги, шаг вперед – два шага назад. Такая анархия вовсе не свойственна самодержавной монархии вообще или русской в частности. Петр I, Екатерина II, Александр I, Николай I, Александры I и II – у всех были определенные планы, своя направляющая во внутренней и внешней политике. Да и к своей власти предшествующие русские самодержцы относились по-другому. Петр Великий считал себя солдатом, служащим отечеству. Екатерина на склоне лет любила подсчитывать, сколько новых земель она принесла в приданое России, сколько новых городов построила. Александр I часто говорил, что закон превыше его. Эта фраза даже попала в роман «Война и мир». Помните, царя просят простить Денисова за мародерство: «Я не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня». А на закате лет Александр I заявил: «Отслужил 25 лет России, пора бы и на покой».

А Николай II во всероссийской переписи лучше всех оценил себя сам: «Хозяин земли русской». Он действительно чуть ли не буквально представлял империю имением, с которого он и его родственники должны кормиться. Николай ни в коем случае не был кровавым тираном, он просто относился к России как к «скотскому хутору», вспомним роман Оруэлла.

Лишь сделав такое допущение, можно понять, как царь мог с утра лично насмотреться на сотни трупов на Ходынском поле, а вечером первым пуститься в пляс на балу у французского посланника, который, кстати, был абсолютно уверен, что по случаю катастрофы бал отменят. Ну, по недосмотру прислуги погибла скотина – почему бы и не поплясать. Царь не мог пару дней подождать в Киеве до похорон П.А. Столыпина. Мало того, в день похорон Столыпина царь отплясывал на балу в Благородном собрании в Севастополе. Ну, помер изрядно надоевший слуга, тоже не повод для траура.

Новым премьером стал В.Н. Коковцев, исправный служака, добросовестный чиновник. Но стоило ему выплатить «материальную помощь» какой-то даме по записке императрицы из дворцового фонда, а не украсть из других статей бюджета, так императрица повернулась к премьеру спиной. И бедолаге Коковцеву пришлось продолжать доклад заду императрицы. Риторический вопрос – могла бы позволить себе такое Екатерина Великая с Паниным или Потемкиным? Для всего мира Коковцев был премьером Великой Империи, а для Алисы – лишь холопом со «скотского хутора». И титулованные холопы терпели все оскорбления, по крайней мере, до того момента, когда им стало очевидно, что государственный корабль тонет.

Первыми начали давать отпор августейшим хамам женщины, начиная от императрицы Марии Федоровны и кончая обычными светскими дамами. Так, на одном из своих первых петербургских балов Александра Федоровна заметила, что у одной из танцующих слишком откровенное декольте. Немедленно была послана фрейлина: «Мадам, Ее Величество послала меня сказать Вам, что в Гессен Дармштадте не одеваются подобным образом». «В самом деле? – нашлась молодая женщина, в то же время так одергивая платье, чтобы декольте стало еще ниже. – Пожалуйста, передайте Ее Величеству, что в России мы одеваемся именно таким образом».

К 1894 г. система управления Российской империей уже не соответствовала времени. Формально в стране существовал Комитет министров, но это была пустая говорильня. Ни председатель Комитета министров, ни все министры вместе не могли повлиять на своего коллегу министра. Каждый министр имел право непосредственного доклада царю и отчитывался только перед царем. Такая система была терпима в XVIII – начале XIX века, когда сильный монарх, имея советников уровня Панина, Потемкина, Безбородко, Сперанского и других, мог непосредственно управлять министрами. К началу ХХ века объем информации, доставляемой царю, возрос во много раз. Как едко писал в 1895 г. Лев Толстой: «…в Кокандском ханстве все дела можно было рассмотреть в одно утро, а в России в наше время для того, чтобы управлять государством, нужны десятки тысяч ежедневных решений».