В. Громов - Искусство расследования преступлений

«Для отношений Иванова к своей жене и своей семье (читаем в приговоре суда) характерен период его работы в качестве коменданта концентрационного лагеря, куда Иванов запретил своей жене и детям приходить вне установленного им для этого времени (два раза в неделю), запретив конвою пропускать к себе его жену. Это свое действие Иванов объяснял жене тем обстоятельством, что в лагере находятся политзаключенные и что вход посторонним строго воспрещен. Однако, внезапно вошедшая жена застала Иванова на ложе совместно с одной из заключенных женщин. Грубейшим образом жена за такой свой внезапный приход была мужем проучена».

Все это вместе взятое позволяет суду признать, что более нормальное отношение к жене, которое Василий Иванов проявил в течение последнего пребывания (на время отпуска) в деревне, было исключительно показным и нужно было, как будущее оправдание. Оно было грубо рассчитанным маневром для того, чтобы создать в деревне общественное мнение о самоубийстве жены в силу ее психической болезни.

Василий Иванов, по мнению суда, уже сознательно шел к созревшему и хладнокровно затем выполненному решению — кровавой развязке, обеспечивая себе заранее безнаказанность.

Отсюда резкая, его чисто внешнего, показного характера, перемена издевательских отношений к жене в течение месяца отпуска в деревне. Степень искренности ее доказало дальнейшее поведение Василия Иванова…

В задачи предварительного следствия в делах, аналогичных настоящему, входит возможно более глубокое изучение личности, об убийстве или самоубийстве которой ведется расследование, возможно более глубокое проникновение в ее душевный мир.

В данном случае, правда, со слов самого подозреваемого и его друзей, но все же имелись указания на то, что Анфиса Иванова дважды, в 1921 и в 1923 г.г., покушалась на самоубийство.

В особенности нуждалась в проверке версия обвиняемого о «психопатической» болезни жены.

Между тем, следствием в этом направлении достаточных изысканий не делалось.

Характерно, что мы ничего не знаем из материалов следственного производства как первоначального, так и дальнейшего, о наследственности покойной Анфисы Ивановой, о ее детстве и прошлой жизни, не было ли в семье ее самоубийств и т. п. Правда, каких-либо серьезных оснований сомневаться в состоянии умственных способностей Ивановой по делу не имеется, но все же в подобных случаях выяснение путем свидетельских показаний биографических подробностей, изучение переписки и т. д., вплоть до психиатрической экспертизы (не проявлялась ли болезненная наклонность к самоубийству), следует признать безусловно обязательным.

Отсутствие такой детальной проверки мы считаем одним из существенных минусов данного процесса.

Все указанные выше существеннейшие пробелы первоначального расследования объясняются главным образом тем основным дефектом, к систематическому изжитию которого в области следственной работы вплотную подойти оказалось возможным лишь сравнительно недавно и сущность какового может быть определена, как «стихийность», бессистемность расследования.

Очень многие следственные производства, являясь удовлетворительными с точки зрения соблюдения процессуальных норм, в то же время совершенно неудовлетворительны с точки зрения основной цели всякого расследования-раскрытия в деле материальной истины. Процессуальные нормы внешним образом соблюдены, следствие по делу закончено, а «след»-то самый безнадежно утерян, преступление осталось нераскрытым. Дело идет на прекращение, за необнаружением виновных или недостатком улик. Но что было сделано для того, чтобы «след» найти, чтобы запутанный клубок распутать? На первый взгляд сделано все: свидетели допрошены, длинная цепь протоколов налицо. Но более внимательное ознакомление с делом доказывает, что в действительности следователь брал по делу лишь те доказательства и факты, которые, если можно так выразиться, сами плыли к нему в руки, брал их в том виде и в той несвязанности между собой, в какой они сами собой «самотеком» получались, что в действительности на всем протяжении следствия царила «стихийность». Плана, инициативы самого следователя, пытливого искания и творчества — ни на йоту. В сущности, вместо доподлинного расследования и искания истины, оказывается чисто обрядовая регистрация всевозможных фактов, которые всплыли сами собой.

Для того, чтобы покончить с подобным явлением, необходимо, чтобы по каждому более или менее сложному делу был выработан предварительный ориентировочный план. Конечно, на основании первоначального материала выработать такой план, который был бы во всех своих деталях застрахован от необходимости внесения тех или иных коррективов, невозможно. Пусть в процессе работы отпадут под ударами выяснившихся фактов некоторые легшие в основания плана предпосылки. Значение ориентировочного плана этим не умаляется; он с самого начала наметит приблизительные границы расследования, способы его, порядок и последовательность действий по делу следователя, он поможет осмыслить всю дальнейшую работу, связать ее единством продуманной идеи, положит конец указанной бессистемности, на почве которой неизбежен ряд упущений.