В. Громов - Искусство расследования преступлений

Что вопрос о мотивах и вменяемом состоянии обвиняемого в данном случае был центральным решающим для суда, свидетельствуют результаты двух судебных процессов по этому делу.

На первом судебном разбирательстве 5–7 мая 1926 г. выступавший в качестве эксперта психиатр Бруханский дал заключение, что Конев совершил инкриминируемое ему преступление в состоянии временного расстройства душевной деятельности, причем это заключение эксперт обосновал подробнейшей характеристикой личности Конева, полученной только на основании данных судебного следствия.

Московский губсуд, приняв в соображение обстоятельства дела, выясненные на судебном следствии, и заключение эксперта-психиатра, признал, что Конев в момент совершения преступления не отдавал себе отчета в своих действиях и был в невменяемом состоянии, а потому определил: дело о Коневе производством прекратить.

21 мая 1926 г. угол. кас. отд. губсуда, заслушав частичный протест зам. губпрокурора Арсеньева и жалобу гражд. истца по делу Конева, признал определение суда о прекращении этого дела неправильным, как основанное на противоречивой и неполной экспертизе, не подтверждающейся другими данными дела, и отменил определение губсуда от 5–7 мая, возвратив дело в тот же суд для нового рассмотрения в другом составе суда.

31 мая, 1, 2 и 3 июня 1926 г. дело это слушалось вновь в Московском губсуде, причем и на этот раз центральным моментом разбирательства явилось выяснение психического состояния обвиняемого, и для судебно-психиатрической экспертизы на суде была мобилизована целая коллегия экспертов-психиатров в составе 5 человек: проф. Воробьева, Врухова, Терешковича, Терьяна и Введенского.

В соответствии с данными дела, выяснившимися на этом разбирательстве, и с заключением экспертов, губсуд признал, что Конев нанес повреждения Ривлиной в состоянии сильного душевного волнения, вызванного тяжелыми оскорблениями со стороны последней, «как ранее, так и в момент совершения им преступления», и приговорил его по 151 ст. УК к лишению свободы сроком на один год.

Из всего этого дела, таким образом, мы видим, что справедливый приговор суда мог быть вынесен по этому делу после чрезвычайно сложного обследования на суде всех данных дела, которые не были выяснены на предварительном следствии, и, в частности, после тщательного исследования психической сферы обвиняемого — для выяснения основного и существеннейшего вопроса в данном деле — вопроса о степени вменяемости обвиняемого.

Рамки предварительного следствия по изучению мотивов преступления. — Резкий контраст в оценке мотивов преступления на предварительном следствии и на суде по делу об убийстве Аксенова, — Причины неправильной оценки мотивов на предварительном следствии и вытекающие отсюда выводы. — Заключение экспертизы в ряду других доказательственных моментов по делу.

Одной из существенных задач предварительного следствия, как мы уже указывали, является выяснение мотивов совершения преступления.

Без знания последних не только преступление, но, что не менее существенно, и личность совершившего преступление подчас остаются неразрешенной загадкой.

Принципы уголовной политики советского государства не мирятся с механическим применением наказания.

Отбросив пресловутый принцип «возмездия» за «содеянное», советский уголовный суд строит свой приговор и избирает меру социальной защиты, ориентируясь на степени социальной опасности как «содеянного», так и лица, совершившего преступление; но определить степень социальной опасности последнего без более или менее точного знания мотивов преступления почти невозможно, во всяком случае, крайне затруднительно.

Ст. 25 УК в редакции 1922 г. и ст. 47 и 48 Уголовного кодекса редакции 1926 г. ставят широкие рамки как судебному, так и предварительному следствию по изучению как мотивов, так и вообще личности обвиняемых.

Выяснение, по мере возможности, указанных в ст. 47, 48 УК моментов является безусловно обязательным как на судебном, так и на предварительном следствии.

Если сказанное относится к расследованию всех вообще преступлений, то тем в большей степени оно имеет значение для тех случаев, когда мотив преступления определяет так называемый corpus delicti, самый состав преступления, оказывает решающее влияние на ту или иную его квалификацию, что мы имеем, например, при квалификации убийств (по 136 п. «а» и 138 УК редакции 1926 г.).