Комэска Шпончиков запрашивает: «Володя, ты живой?» Живой-то, он живой, но от такого позора готов сквозь землю провалиться. Хотя до земли было далеко, и с такими повреждениями на нее еще надо сесть.
Три раза комэска Шпончиков заходил на посадку. Дважды неудачно, на третий раз с трудом приземлился.
Встревоженный командир полка примчался к ним на полуторке:
— Что случилось, ребята?
Шпончиков выпрыгнул из кабины, спустился на землю, осмотрел хвост:
— Вот сукин сын, фашист, засадил нам…
В это время техник Глухов, сгорая от стыда, говорит сверху, из кабины стрелка:
— Леонид, да это я сукин сын. По своему хвосту засадил.
А комполка, слушая диалог пилота и горе-стрелка, только головой покачивает, да ладонью подзывает к себе Глухова, чтобы сказать ему пару ласковых слов.
Но, как говорится, не бывает худа без добра. Техник Глухов потом трое суток не вылезал из-под самолета, а командир полка приказал усилить ту самую лямку, что оборвалась под Владимиром. И стрелки больше не падали в кабине и по собственным хвостам не били.
Таков был его первый и… последний вылет. Он помог понять молодому технику свое истинное место в боевом строю.
Старший сержант, а потом и старшина авиационно-технической службы Владимир Глухов участвовал во взятии Варшавы, а позже Берлина. День Победы встретил в 30 километрах от столицы Германии, в местечке Бухгольц. Оттуда их 567-й штурмовой Берлинский авиационный полк наносил удары по врагу.
…Его фронтовые воспоминания испуганно отлетели вместе с отвратительным лязгом тюремных запоров. Он открыл глаза. Вошел тюремщик с подносом в руках и поставил перед ним на стол завтрак.
Но Владимир Алексеевич к еде не собирался притрагиваться.
Он поднялся, умылся, присел к столу. «Что сегодня в меню у голландской контрразведки? Допрос? Ну что ж, к допросу мы готовы…»
Следователи не заставили себя долго ждать. Позвали. Усадили напротив. Опять посыпались дежурные вопросы о том, как он склонял к измене Лоджина.
Казалось, ничего нового — те же лица, те же вопросы. Но что-то изменилось. Что? Владимир Алексеевич заметил: следователи нервничали. Нервозность чувствовалась во всем — в поведении, в тональности речи. Куда-то исчезли учтивость и интеллигентность, вальяжный тон хозяев сменился раздражением, резкими, требовательными выкриками.
Потом, после освобождения, уже на родине, он узнает причины нервозности следователей — прокурор торопил контрразведчиков.
Арест генерального представителя «Аэрофлота» стал достоянием общественности, сообщения появились на первых полосах голландских газет. День проходил за днем, а власти не могли представить доказательств шпионской деятельности Владимира Глухова. Подозрения имелись, а вот фактов не было. Надеялись, что факты выбьют в тюрьме. Не получилось. И потому прокуратура настаивала — либо подтверждение, расследование и суд, либо свобода Глухову.
Но свободу давать не хотелось. Это же удар по имиджу спецслужбы. Во что бы то ни стало надо выбить признание у арестанта.
И тогда следователи пустились во все тяжкие. Они заявили Владимиру Алексеевичу, что сопротивление бесполезно, он изобличен как советский шпион.
— Это откуда такие данные?
— Ваша жена изобличила вас, — заметил «сухощавый» и торжествующе объявил: — Она и ваш ребенок находятся в наших руках.
Он пристально смотрел в лицо Глухова. Ждал реакции, испуга. Однако ни один мускул не дрогнул на лице Владимира Алексеевича.
— В то, что вы взяли в заложники мою жену и ребенка, верю. Вы меня избили и затолкнули в машину, не предъявив никаких документов, а уж с бедной женщиной и маленьким ребенком точно справились. Но вот то, что она сказала якобы, что я шпион, — ложь. Грязная ложь.
Это были его последние слова. Глухова вновь препроводили в камеру. А в камере?.. Полная свобода в четырех стенах. Делать нечего. Бить степ уже нет сил. Зато вспоминать никто не мешает.
…После победного мая 1945 года их полк перевели на север Германии — в Витшток. А вскоре в штаб полка пришла телеграмма — направить на учебу в Харьковское авиационное техническое училище одного человека.
Жребий пал на него. Владимир согласился. Хотелось учиться, ведь что у него за плечами — десятилетка да курсы усовершенствования. А тут военное училище. В июле 1945-го он уже был в Харькове, надел курсантскую форму. Занимался старательно, исполнял обязанность замкомвзвода.
Хорошо бегал на лыжах, стал чемпионом училища, потом и на городских соревнованиях занял первое место.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу