Михаил Болтунов - Последняя спецоперация «Нормана»

Как-то начальник отделения радиосвязи и радиоразведки генерал Рябов, заметив, что молодые воентехники не торопятся на обед, поинтересовался:

— Вы что, ребята, в столовую не идете?

— Не хочется что-то, — замялись ребята.

— Может, у вас денег нет?

— Денег, товарищ генерал, у нас давно нет…

Рябов понимающе кивнул и раздал каждому по тридцатке. Шмырев запомнил ту тридцатку на всю жизнь — купюра большая, ярко-красная, с портретом Ленина. Кто-то из них тогда пошутил: мол, после войны вернем.

Генералу шутка понравилась.

— После войны? Согласен, а сейчас дуйте в столовую.

И воентехники дунули. Ох, и вкусный же борщ был в тот день!

…Однако время шло, а отправить воентехников к месту службы не представлялось возможным. Им стали уже намекать: мол, можно написать рапорта и перевестись на другой фронт. Но ленинградцы хотели защищать родной город и рапорта писать отказались наотрез.

Наконец в последний день сентября Бутченко, Дубовича и Шмырева подняли по тревоге, они погрузились в машину и отправились на центральный аэродром, который располагался тогда на Ходынке. Там стоял готовый к полету «дуглас», который должен был доставить каучук, закупленный в Индонезии, для ленинградского завода «Севкабель».

Полет от Москвы до Ленинграда прошел вполне благополучно. Правда, стрелок время от времени стрелял в темное ночное небо, но это скорее для поддержания боевого духа, поскольку даже гула вражеских самолетов они не услышали. Приземлились на северо-восточной окраине Ленинграда, на аэродроме Всеволожское. Договорились, что хоть на часок забегут к своим родным, а уж потом на службу.

У Петра Шмырева в Питере, на улице Скороходовой жила мама. Отец умер еще в 1932 году от инфаркта, или, как тогда говорили, от разрыва сердца. Он заведовал столовой на заводе им. Сталина и, возвращаясь из Москвы, с совещания работников общественного питания, почувствовал себя плохо. Не выдержало сердце.

Без отца жилось тяжело. Спасибо тетке, маминой сестре. Она жила в Минске, и каждое лето Петя Шмырев проводил там. Тетка кормила, обувала, одевала его, словом, поддерживала материально.

А когда Петр подрос и окончил школу, мама уговаривала пойти в военно-медицинскую академию, но он решил по-своему. И вот теперь воентехник Шмырев ехал к маме.

Вера Алексеевна встретила его слезами радости, а он, обняв мать, деловито открыл вещмешок, вытащил оттуда московские подарки: консервы, тушенку, сгущенку, печенье, и главное — хлеб. Он помнит, как смотрела его мама на обычную буханку ржаного хлеба. Тогда впервые в душе шелохнулась тревога: выходит, в Москве он мало что знал о ленинградской блокаде.

…В разведотделе фронта, который располагался невдалеке от Исаакиевского собора, на Красной улице, его встретил подполковник Иван Миронов. Он получил это звание недавно, которое, собственно, и было введено после финской кампании. В петлицах у Ивана Мироновича красовались три шпалы. Должность — помощник начальника разведотдела фронта по радиоразведке и специальной радиосвязи.

После беседы с Мироновым воентехник получил предписание в 623-й отдельный радиодивизион особого назначения. Дивизион располагался на Звенигородской улице, дом 5.

Петр Шмырев был назначен, пожалуй, на одну из самых ответственных и сложных должностей в дивизионе — помощником командира по технической и хозяйственной части. Однако техническая часть его вовсе не пугала, а вот хозяйственная… Откровенно говоря, в свои неполные 22 года хозяйственными вопросами воентехник Шмырев никогда не занимался, в академии этому тоже не учили. Помог ему Николай Иванович Лебедев, начальник продслужбы дивизиона. По возрасту он годился Петру в отцы, призван был с гражданки, где до войны руководил крупнейшим гастрономом в Ленинграде. По сути, он и взвалил на себя все дивизионное хозяйство, а Шмырев занимался техникой.

«Знаете, — сказал как-то в разговоре Петр Спиридонович, — в войну нам очень помогал, а точнее, спасал, Ленинград».

Поначалу я не понял, что имел в виду Шмырев, переспросил: «В каком смысле спасал?» «Да в прямом, — ответил он. — Представьте, у нас на обычных сержантских должностях в войну служили опытные радиоинженеры из научно-исследовательских институтов, с заводов. Умнейшие люди, инженеры от Бога, они могли блоху подковать. Только в радиотехнике, конечно… Так что интеллект Ленинграда крепко помогал его обороне».

Дивизион — хозяйство немалое, как людское, так и техническое. Личного состава около 200 человек. Из них — 25 офицеров. Состоял он из радиоцентра, который вел перехват передач противника; радиопеленгаторных пунктов, вынесенных на периферию и осуществляющих засечки для определения местоположения работающих станций фашистов. По координатам станции соответственно определялись данные штаба немцев. Третьим составляющим в системе дивизиона был узел связи.