Елена Майорова - Вокруг трона Медичи

Вероятно, наибольшее удовлетворение в жизни даровал ему папа, назначив каноником Св. Иоанна Латеранского; эта привилегия давала ему возможность касаться святой реликвии – платка Св. Вероники, который по легенде, использовал Христос по дороге к кресту и на котором неясно отпечатались его таинственные черты. Козимо был горд, когда на портрете его изобразили в одежде каноника.

Такая религиозность, отнюдь не необычная во флорентийском обществе того времени, могла бы быть незаметной, если бы она не находила выражения в законодательстве. Тут-то и проявилась воля великой герцогини Виттории: она предлагала законодательно закрепить все свои человеконенавистнические задумки. Великий герцог, как и его мать, был нетерпим в отношении к отступлениям от норм морали и веры. Он пытался предать анафеме женщин-актрис, запрещал мужчинам заходить в дома, где были незамужние девушки. Он издал серию грозных и нетерпимых антисемитских указов. Были запрещены браки между евреями и христианами; христиане не должны были жить в одном доме с иудеем. Еврей, который обращался к проститутке-нееврейке, штрафовался на 300 крон, тогда как проститутка подлежала публичной порке, обнаженная до пояса. В ноябре 1683 года было запрещено христианским кормилицам выкармливать еврейских младенцев.

Великий герцог пытался контролировать школы и университет, чтобы объявить вне закона все, что можно было истолковать как вызов общепринятым нормам. Он приказал удалить из собора статую Адама и Евы Бландинелли, потому что она казалась ему неблагопристойной.

В зарубежных поездках его встречали торжественным церемониалом, приличествующим благородному принцу. К его огромному удовольствию, он получил от императора право именоваться королевским высочеством, а не просто высочеством и титул «самый невозмутимый», но эти почести были чисто номинальными: Флоренция превратилась в третьеразрядную страну, ее армия была маленькой, а флот, когда-то значительный, перестал существовать. Флоренция оставалась мирной и сравнительно свободной от иностранного вмешательства только потому, что великие державы не считали важным вмешиваться в ее дела.

Правление Козимо не было ни особенно хорошим, ни особенно плохим. Но длительное нахождение у власти повлияло на определенные грани его собственного характера.

Его брак стал трагедией и для него, и для его молодой супруги.

Маргарита-Луиза (1645–1721), дочь Гастона Орлеанского и Маргариты Лотарингской, двоюродная сестра Людовика XIV, была богато одарена разнообразными художественными способностями. Особенно ярко они проявлялись в гармонической сфере: она чудесно пела, очаровательно танцевала и безумно любила музыку. Девушка с густыми каштановыми волосами и зеленовато-голубыми глазами была прелестна и восхитительна, кроме того, прекрасно воспитана и достаточно просвещена.

Что касается ее нравственных качеств, то даже в столь юном возрасте она демонстрировала такие надменность и себялюбие, что это вызывало неприятное изумление. В свои тринадцать лет она желала быть только императрицей; сан великой герцогини был для нее слишком убог. Полагая, что с ее красотой, происхождением, умом и характером достойна самого лучшего, она мечтала о великом будущем.

Но кардинал Мазарини, определявший в то время французскую политику, счел полезным для Франции брак принцессы с Тосканским герцогом, хотя ее мать умоляла его не отдавать Маргариту-Луизу «безвестному итальянцу».

С дипломатической точки зрения выбор супруги великого герцога казался отличным; он на первый взгляд предполагал все возможности для продолжения рода Медичи – цель, которая давно и серьезно занимала мысли Козимо. Этот союз, сказали ему, принесет такие плоды, которые утешат в старости и увековечат родословную великого дома. В невесте текла одна четвертая крови флорентийских герцогов: ее бабушкой с отцовской стороны была Мария Медичи.

В преддверии блестящего супружества Козимо даже стал следить за своим внешним видом и одеваться по французской моде. Но при первой встрече невеста настолько явно продемонстрировала ему свое неудовольствие, что он смутился и снова ушел в себя.

Свадебная церемония была необычайно пышной: невеста в фамильных драгоценностях Медичи, молодые под золотым балдахином. Но всем своим видом принцесса изображала жертву.

На самом деле трудно было найти более яркий пример супружеской несовместимости, чем брак Козимо и Маргариты-Луизы.