Коллектив авторов - Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг. - люди, события, документы

В Тернопольской области на заседании областного партактива 23 мая 1940 г. некий товарищ Кисломед обращал внимание на то, что «у нас в г. Тарнополе положение с жилфондом очень тяжелое… Мы сейчас, буквально, задыхаемся, не можем предоставить работникам даже комнату, чтобы человек жил в нормальных условиях. Железнодорожный узел, по решению НКПС расширяется, а мы прибывающих железнодорожников с семьями не можем обеспечить жильем…. Вопрос этот может быть разрешен лишь в том случае, если хоть немного подбросят средств, чтобы имеющиеся в городе полуразрушенные дома восстановить».

Плохая обеспеченность жильем прибывших на работу на Западную Украину товарищей приводила к появлению претензий к местному населению: конечно, тем его представителям, которые находились в несравнимо лучших условиях. Весьма показательны в данном отношении жалобы военнослужащих Львовской области. На областном партийном активе в августе 1940 г. летчик Ушкаров негодовал: «Многие из нашего командного состава нуждаются в квартирах… Надо учесть, что наш командный состав больше двух лет не был в семье…У нас ксендзы занимают по 7 комнат. Я уже просил членов правительства, чтобы использовать это. Если нет у нас законов в Советском Союзе, то для наших областей можно его здесь применить. Духовенство, какие-то научные работники занимают по 7 комнат, а наши же летчики, командиры живут по несколько месяцев на сырой земле в лагерях».

В Тернопольской области возмущение одного из представителей партийного актива вызвало решение прокуратуры возвратить жилье бывшему собственнику. «Одному нашему командиру был выписан ордер на квартиру, — рассказывал некто Слижевский. — Он эту квартиру занял. Там раньше жил какой-то офицер или жандарм, который удрал. Оказывается, что, набравшись смелости, этот жандарм приезжает обратно, просит командира квартиру освободить, приносит ему бумажку о том, что он должен квартиру освободить, как незаконно занятую. Эта бумажка подписана прокурором. Спрашивается — кто дороже — командир или жандарм. (С места: дороже всего закон.) Не надо так ставить вопрос, чтобы семьи командного состава вывозить в села за 3–4 км. Надо сделать все, чтобы командир, все что может, отдал на воспитание кадров, но для этого надо ему создать условия».

Оказавшиеся в непривычных условиях, командированные партработники и специалисты далеко не всегда оказались способными наладить тесный повседневный, не касающийся работы, контакте местным населением. В той же Дрогобычской области в марте 1940 г. на партконференции в одном из выступлений (некоего Попова) с горечью прозвучало: «Несколько слов о взаимоотношениях с местным населением. В этом отношении недостаток выражается в том, что отдельные коммунисты чуждаются местных граждан, образовывают искусственную грацию (так в тексте — Е. Б. ). Есть факты, которые свидетельствуют о вышесказанном. Ведь где бы Вы ни были — в театре, в клубе вы всегда можете наблюдать, когда наши товарищи стараются разговаривать только с товарищами, приехавшими с восточных областей, с местным же населением вовсе не желают разговаривать» [333].

В сложившейся ситуации важное значение в установлении контактов с местным населением приобретали собрания и митинги, повсеместно проводившиеся на Западной Украине. Конечно, зачастую партийные работники подходили к пропагандистской работе в соответствии с усвоенными в Советском Союзе шаблонами, не учитывая местных особенностей, в частности, религиозности местного населения. Например, в Дрогобычской области «партприкрепленный Перегорода в селе, после того, как закончилась служба в церкви, решил удержать крестьян и провести собрание по организации колхоза. Вынес патефон, поместив его около выхода из церкви, и только закончилась служба, заиграл патефон. Какие, думаете, были последствия? Чуть крестьяне не убили его».

Иногда налаживанию контактов мешала излишняя откровенность. Во Львовской области секретарь райкома комсомола Донченко, который был отпущен домой за своей женой, «зашел до хлебного торговца и купил у него четыре буханки. Когда торговец у него спросил, зачем ему сразу четыре буханки, тот ответил: «Я получил от жены письмо, в котором она пишет, что там хлеба нет, а если и дают, то не больше 300 граммов на семью — вот я и везу ей хлеба».

Впрочем, были случаи откровенности и иного рода. В Дрогобычской области в Судово-Вишнянском районе в селе Дмитровичах проводилось собрание крестьян, на котором райкомовское начальство докладывало о результатах работы областного совещания передовиков сельского хозяйства. Анатолию Голикову, пропагандисту райкома партии, на этом собрании задали вопрос: «А что будут кулаков принимать в колхозы?» На это Голиков ответил, что «в соответствии с Уставом, их в колхоз принимать не будут». Последовал новый вопрос: «А что с кулаками будут делать?» Голиков ответил: «У нас в восточных областях, для тех, кто не хотели идти в колхоз, мы нашли место. Вот тов. Злидник был в Москве и видел канал Москва-Волга, а кто его выкопал? Кулаки. Мы еще найдем и другой канал копать для тех, кто будет идти против колхоза. У нас в СССР в Сибири лесов много, и их рубить будут те, кто активно будут выступать против колхозов, третья же часть получила по 25 грамм, а знаете, что такое 25 грамм? Это пуля» [334].