Александр Клинге - Кто выиграл Вторую мировую войну?

В ходе этой первой беседы Сталин в общем согласился с тем принципом, что Германия должна будет возместить ущерб, причиненный ею оккупированным странам, товарами, в частности станками и т. п., и исключил репарации в денежной форме как нежелательные. Он проявил интерес к созданию военного союза между «демократическими странами» после окончания войны и заявил, что Советский Союз не возражает против того, чтобы некоторые страны Европы объединились в федерации, если они этого пожелают.

Во время второй беседы, состоявшейся 17 декабря, Сталин настаивал на том, чтобы правительство его величества немедленно признало будущие границы СССР и, в частности, включение в состав СССР Прибалтийских государств и восстановление финляндско-советской границы 1941 года. Он заявил, что ставит заключение какого бы то ни было англо-советского соглашения в зависимость от достижения соглашения по этому вопросу. Я, со своей стороны, пояснил Сталину, что ввиду принятых нами ранее обязательств по отношению к правительству Соединенных Штатов правительство его величества не может в настоящее время как-либо связывать себя в вопросе о послевоенных границах в Европе. Однако я обещал по возвращении проконсультироваться по этому вопросу с правительством его величества в Соединенном Королевстве, с правительством Соединенных Штатов и с правительствами его величества в доминионах. Этот вопрос, которому Сталин придавал основное значение, обсуждался также во время нашей третьей встречи, 18 декабря».

Причина разногласий была очевидна. Сталин стремился в первую очередь обеспечить безопасность Советского Союза и сохранить за собой все приобретения периода 1939–1940 годов. Поэтому вопрос о границе 1941 года был для него наиболее актуальным. О сфере влияния в Европе вопрос пока не ставился, хотя заявка на базы в Румынии уже говорила о многом.

Западные политики, в свою очередь, не спешили идти навстречу Москве. Советский Союз находился в достаточно невыгодном положении. Вермахт, хотя и отброшенный от советской столицы, все еще далеко не был разгромлен. Исход германской Восточной кампании многим был неясен. Западные лидеры могли вести переговоры с позиции силы. Им совершенно не нужно было усиление СССР, который на протяжении двух десятилетий являлся их идеологическим противником.

На изменение позиции Лондона и Вашингтона в дальнейшем повлияли два фактора. Во-первых, безусловные успехи Красной Армии. Советский Союз достаточно быстро показал, что с ним необходимо считаться. По мере того как советские солдаты двигались на запад, Рузвельт и Черчилль становились все более сговорчивыми. Во-вторых, наиболее реалистично мыслившие из западных политиков прекрасно понимали, что попытка загнать Москву в угол и держать там в черном теле сначала, может, и увенчается успехом, но в конечном счете ни к чему хорошему не приведет. Такая попытка уже была сделана в двадцатые годы. Единственными, кто получил от нее выгоду, оказались Гитлер и Муссолини. Попытка исключить столь крупную державу, как Советский Союз, из системы международных отношений будет только подрывать стабильность этой системы. Поэтому Рузвельт выдвинул теорию «четырех полицейских», которые должны были после войны обеспечивать порядок на планете. В их число входили, естественно, США и Великобритания, а также Китай и СССР. Рузвельт понимал, что, если Кремль будет в одной упряжке с западными демократиями, это значительно уменьшит риск всевозможных потрясений. Но для этого с Советским Союзом было необходимо договариваться, а не демонстрировать свою неуступчивость и упорство. Черчилль, который долгие годы рекламировал себя как «враг коммунизма номер один», таких простых вещей понимать не желал.

Следующее обсуждение послевоенного устройства Европы с участием всех трех основных союзников по антигитлеровской коалиции состоялось на Московской конференции министров иностранных дел осенью 1943 года. К этому моменту на повестке дня с особой остротой встал польский вопрос. Когда в сентябре 1939 года немецкие войска захватили Польшу, польское руководство покинуло свою страну и отправилось в Лондон, где функционировало в качестве правительства в изгнании, признаваемое и англичанами, и американцами. По понятным причинам отношения этого правительства с СССР теплотой не отличались.

После нападения Германии на Советский Союз поляки-эмигранты под давлением англичан вынуждены были все-таки установить какие-никакие отношения с Москвой. Настал период худого мира, который, конечно, был лучше доброй ссоры. Но вопрос о восточной границе Польши оставался открытым – эмигранты не хотели идти ни на какие уступки, что вызывало понятное раздражение в Кремле. В 1943 году худой мир рухнул: в Катыни были найдены массовые захоронения польских военных, и германская пропаганда немедленно заявила, что все это – дело рук большевиков. Сидевшие в Лондоне поляки немедленно присоединились к этим обвинениям. В Москве это вызвало понятное раздражение. «Несмотря на Ваше сообщение о готовности польского правительства лояльно работать с Советским Правительством, я сомневаюсь, чтобы оно могло сдержать свое слово. В окружении польского правительства имеется такая масса прогитлеровских элементов, а Сикорский до того беспомощен перед ними и запуган ими, что нет никакой уверенности, что Сикорский сумеет сохранить лояльность в отношениях с Советским Союзом, если даже предположить, что он действительно хочет быть лояльным», – писал Сталин Черчиллю в мае 1943 года. Отношения СССР с польским правительством в изгнании были разорваны.