Александр Клинге - Кто выиграл Вторую мировую войну?

Но мы сейчас не о Польше. Дело в том, что полное поражение польской армии делало вступление Красной Армии на польскую территорию неизбежным, практически автоматическим. В ситуации, когда стало ясно, что Германия хочет и может в кратчайшие сроки ликвидировать существующее польское государство, какой должна была быть реакция Советского Союза? Отказаться от только что подписанного протокола и уступить немцам всю Польшу? Воссоздать на причитающихся СССР территориях враждебное себе польское государство? И то, и другое свидетельствовало бы не о высокой морали, а об остром помешательстве советского руководства.

Собственно, даже Черчилль, безгранично далекий от любых симпатий к Советскому Союзу, заявил 1 октября: «Россия проводит холодную политику собственных интересов. Мы бы предпочли, чтобы русские армии стояли на своих нынешних позициях как друзья и союзники Польши, а не как захватчики. Но для защиты России от нацистской угрозы явно необходимо было, чтобы русские армии стояли на этой линии. Во всяком случае, эта линия существует и, следовательно, создан Восточный фронт, на который нацистская Германия не посмеет напасть…»

Других эпизодов «боевого братства» русских и немцев в первые два года Второй мировой войны невозможно обнаружить при всем желании. Советские войска не входили с востока в Норвегию, краснозвездные самолеты не бомбили Францию, Черноморский флот не отгонял британские корабли от Крита. Более того – на протяжении этих лет нередки были «пограничные инциденты» и столкновения между вооруженными силами двух государств. Утверждения о «союзе двух диктаторов» базируются на политическом и экономическом сотрудничестве двух стран, с которым мы сейчас и попробуем разобраться.

Начнем с дипломатии. После начала Второй мировой войны обе стороны были естественным образом заинтересованы в том, чтобы не портить отношения друг с другом. 28 сентября 1939 года был подписан Договор о дружбе и границе. Многие публицисты, как флагом, размахивают названием этого договора – дескать, вот, дружба у нас была с Гитлером! Их оппоненты робко возражают – в русском варианте «граница» в заголовке поставлена вперед «дружбы». В реальности этот спор не имеет значения – речь идет об установившейся дипломатической формулировке, которая является синонимом словосочетания «хорошие отношения». Это совершенно не то же самое, что понимается под словом «дружба», когда речь идет об отношениях между людьми.

Согласно этому документу, границы сфер влияния в Европе менялись: Литва оказывалась в советской сфере влияния, а территории с польским населением, находившиеся восточнее прежней разграничительной линии, передавались Третьему рейху. Новая граница должна была пройти почти в точности по «линии Керзона» – линии, рекомендованной британским политиком в качестве восточной границы Польши еще в 1920 году. Решение, которое нельзя не признать мудрым – территории с компактно проживавшим польским населением были бы для Советского Союза весьма сомнительным приобретением со всех точек зрения. Ни о какой «дружбе» в данном случае речь не шла. В пакте содержалось обязательство проводить консультации по вопросам, представлявшим общий интерес. Это тоже вряд ли можно считать признаком союза двух стран. Скорее речь идет о том, что два сильных противника стремились держать друг друга под контролем.

В «Системной истории международных отношений», изданной коллективом авторов под руководством профессора Богатурова и позиционируемой в качестве учебника по истории международных отношений XX века, соответствующая глава носит название «Окончательное оформление германо-советского союза». В частности, там говорится о том, что «союз между Москвой и Берлином был оформлен полномасштабным межгосударственным договором». Естественно, никаких доказательств того, что речь идет именно о союзе, авторы не приводят. А жаль – может быть, и англо-германский договор 1935 года можно было бы назвать «окончательным оформлением англо-нацистского союза»?

Но вернемся к осени 1939 года. В течение следующих месяцев советское руководство пристально следило за развитием ситуации на Западе. Казалось, что прогнозы оправдываются – после разгрома Польши война приняла характер ярко выраженной позиционной борьбы. Правда, в отличие от Первой мировой, не было ни многодневных артиллерийских обстрелов, сметающих все с лица земли, ни массовых пехотных атак на подготовленные позиции, ни сотен тысяч убитых. Война выглядела довольно странно – редкие перестрелки, игра в футбол на нейтральной полосе… Ее так и окрестили – «Странная война». Все выглядело так, словно немцы, французы и англичане и не собирались воевать друг с другом, а сели в окопы по какому-то странному недоразумению. Явное нежелание западных союзников вести какие-либо активные боевые действия заставляло задуматься о том, не собираются ли они продолжить политику умиротворения и заключить мир с немцами при первой благоприятной возможности? Советскому руководству необходимо было быть готовым и к такому развитию событий. В тогдашней ситуации сговор основных капиталистических держав за счет СССР выглядел отнюдь не фантастикой, а реальной угрозой. Именно поэтому руководство в Москве было совершенно не заинтересовано в том, чтобы Вторая мировая война закончилась, так и не успев толком начаться.