Коллектив авторов Лебедев С. В., - Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском

В ответ Катков начал кампанию против министра, не стесняясь в выражениях своих статей. 31 марта 1866 г. он получил цензурное предостережение, что ничуть не отразилось на тоне «Московских ведомостей». Однако зарвавшийся Валуев продолжал борьбу с «Московскими ведомостями»и после выстрела Каракозова. 6 мая «Московские ведомости» получили второе предостережение, а на другой день - третье. После этого Катков оставил пост редактора. По воспоминанию сотрудника редакции Н. Мещерского, «ярость Валуева и его единомышленников была безгранична. С минуты на минуту можно было ожидать закрытия «Московских ведомостей»» 19 19 Сборник памяти Каткова. М., 1897 г. С. 15-16. . Вполне реальной была угроза ареста строптивого журналиста.

Однако к тому времени Катков уже успел завоевать такую славу и влияние, что сместить его, особенно после каракозовского покушения, было непросто. Со всей России Александру II шли письма и телеграммы с просьбой проявить монаршую милость и вернуть Михаила Никифоровича на пост редактора ведущей национальной газеты. В результате царь, находясь в Москве, 20 июня 1866 г. принял Каткова на аудиенции и вернул его на пост редактора. Пять дней спустя «Московские ведомости» вновь стали выпускаться редакцией в прежнем составе.

Однако хотя лично для Каткова все закончилось благополучно, правительственный курс в отношении Польши и западных губерний оставался прежним. Катков также был непреклонен в этом вопросе и продолжал выступать за сохранение «муравьевского курса». Наказанием за допущенные в ходе этой борьбы выступления против генерал-губернатора А. Л. Потапова стало очередное цензурное предупреждение 8 января 1870 года.

Итак, революционные преобразования М. Н. Муравьева в Северо-Западном крае в 1863-67 гг. (до увольнения К. Кауфмана) были реализованы далеко не в полной мере. Тем не менее уже того, что было сделано, достаточно, чтобы считать реформы радикально изменившими жизнь этих регионов. Последствия политики Муравьева сказывались в жизни региона и десятилетия спустя. Вот что писал один из крупнейших мыслителей русского зарубежья, уроженец Белоруссии И. Л. Солоневич: «Край - сравнительно недавно присоединенный к Империи и населенный русским мужиком. Кроме мужика русского там не было ничего. Наше белорусское дворянство очень легко продало и веру своих отцов, и язык своего народа, и интересы России... Народ остался без правящего слоя. Без интеллигенции, без буржуазии, без аристократии - даже без пролетариата и ремесленников. Выход в культурные верхи был начисто заперт польским дворянством. Граф Муравьев не только вешал. Он раскрыл белорусскому мужику дорогу хотя бы в низшие слои интеллигенции» 20 20 Смолин М. Б. Очерки имперского пути. М., 2000 г.. С. 84-85. . То же самое могли бы сказать и многие другие деятели литовской культуры.

Итак, в 1863 году уже немолодой Михаил Муравьев в считанные недели сокрушил крамолу и навсегда подорвал польское господство в Литве и Белоруссии, осуществив национальное, религиозное, культурное и в значительной степени социальное освобождение местного православного населения. Если учесть, что он принял начальство краем в разгар мятежа, экспедиций на балтийское и черноморское побережье, открытой подготовки западных стран к войне с Россией, измены в правительственном аппарате (многие чиновники которого уже примеряли на себя роль будущих правителей своих собственных маленьких, но гордых народов), не имея поддержки в высших петербургских сферах, при антинациональной позиции «передовой» интеллигенции, от социалиста Герцена до крепостников «Вести», наконец, при враждебном отношении Великого князя Константина и холодности самого Александра II, - если, повторимся, учесть все это, то становятся ясны масштабы осуществленного Муравьевым подвига. Когда Катков писал, что ситуация в начале 1863 года грозила России такой же опасностью, как в 1812 году, он не преувеличивал. Муравьеву, которого именно требование народа привело на пост наместника (совсем как Кутузова - к командованию армией в 1812 году), в определенном смысле было действовать сложнее. В открытой войне 1812 года было совершенно ясно, кто враг, а кто - друг. В условиях внутренней смуты все было гораздо менее очевидно.

Проиграв, антирусские силы постарались демонизировать облик Муравьева. Не случайно стараниями мировой и российской либеральной интеллигенции Михаил Николаевич вошел в историю под кличкой «Вешатель», петлю на виселице окрестили «муравьевским галстуком» (сорок лет спустя наши либералы в силу творческой бездарности и неспособности выдумать что-то новое на истоптанном поле русофобских мифов хором заговорили уже о «столыпинских галстуках»), а реформы в Польше и Северо-Западном крае считаются с некоторых пор актами «национального угнетения».