«Храбрейшим из королей и королем храбрецов» называл его сам Бонапарт. Мюрат мог проскакать между вертящимися крыльями ветряной мельницы, не слезать с седла и не спать по несколько суток, броситься в самую гущу врагов. В сражении под Бородино маршал дрался, как лев. И именно ему в значительной мере Наполеон был обязан успехами этого дня. Его удальство и лихие кавалерийские атаки, его причудливый наряд – поверх затканной золотом туники меховой доломан, на большой шапке вздымающийся кверху огромный белый султан, прикрепленный большим алмазом, – можно было увидеть на самых опасных участках схватки. Вид этого храброго щеголя настолько полюбился русским казакам, что они договорились даже не стрелять в него. Они попытались взять его в плен, с азартом восклицая: «Ура, Мюрат!» Но судьба пощадила отважного француза: ни пуля, ни штык, ни сабля его не достали.
На следующий день после Бородинского сражения Мюрат вновь возглавил авангард своей конницы и двинулся вслед за русской армией, которая ночью оставила поле боя и продолжала свой отход к Москве. Недалеко от села Крымское у него произошел ожесточенный бой с арьергардом русской армии под началом Милорадовича. Мюрат гнал своих солдат в атаку, хотя она была, в сущности, бесполезной для французов. По словам генерала Антона Дедема де Гельдера, голландца, служившего в рядах французской армии, маршал ввязался в эту схватку только ради того, чтобы захватить «очень приятный шато, который весьма подходил для неаполитанского короля» и в котором он хотел заночевать. У богатых свои причуды. Вместе с тем Мюрат мог в часы затишья пригласить для дружеской беседы неприятельского генерала, выехать на переговоры с противниками куда угодно, не боясь подвоха, отпустить из плена отважного воина. Готовя однажды атаку своей конницы на ближайший город, Мюрат сказал артиллеристам: «Мне кажется, что пушки, установленные на стенах, нас могут встретить очень сильным огнем». – «Не беспокойтесь, – ответил ему командир батареи, – если они откроют огонь, мы через 10 минут заставим их замолчать». Маршал не на шутку рассердился: «А нельзя ли за 10 минут до того?!»
13 сентября 1812 года в сложной обстановке на Военном совете в Филях Главнокомандующий русской армией М. И. Кутузов принял решение: «С потерею Москвы не потеряна Россия… Приказываю отступить». Войска шли через Москву и оставляли ее неприятелю. Известный российский писатель Г. П. Данилевский в своем историческом романе «Сожженная Москва» пишет: «Лихой и храбрый начальник этого арьергарда, „крылатый“, как его звали, Милорадович, с целью облегчить отступление русским отрядам и дать выйти из города последним жителям и обозам, объявил столь же лихому и отважному вождю французского авангарда, итальянскому королю Мюрату, что, если французы на время не приостановятся, их встретит бой на штыках и ножах в каждой улице и в каждом доме Москвы. Мюрат заключил с Милорадовичем перемирие». Маршал Мюрат свое обещание сдержал. Но он ошибочно полагал, что захват Москвы – это конец всей Русской кампании.
Оставленную русской армией Москву первой заняла кавалерия Мюрата. Маршал специально подготовился к этому торжественному мероприятию. Не считаясь со временем, он долго красовался перед зеркалом. Военный историк С. Д. Охлябин так описывает его костюм, убранство лошади и впечатление, произведенное им на казаков: «Подпоясан он был золотым поясом, на котором висела легкая сабля с прямым клинком и без эфеса, на манер древних римлян: панталоны широкие, амарантового цвета, швы которых равномерно вышиты золотом, и желтые сафьяновые ботинки покрывали его ноги. Голова осенялась большою шляпою с широким золотым шитьем, украшенною развевающимися страусовыми перьями, среди которых возвышалась великолепная кисть из цаплиных перьев. Лошадь маршала покрыта чепраком до земли, лазоревого цвета мундштук был чрезвычайно богатый, седло и вызолоченные стремена были на манер венгерский или турецкий. Мюрат обратил на себя все взоры: рост его, фигура, прекрасные голубые глаза, большие бакенбарды, черные волосы его, локоны которых опускались по воротнику, споспешествовали его к отличию от прочих. В таком театральном виде маршал появился в московских предместьях. Только вот оценить все это было почти некому. Разве что казачьи разъезды, последними покидавшие Москву, смогли вдоволь насмотреться на храброго оригинала. Окружившие Мюрата казаки смотрели на него с почтением и все не переставали удивляться его необыкновенной неустрашимости. А когда один из них назвал маршала гетманом (или сравнил с ним), тот был вне себя от восторга». В своих мемуарах Сегюр пишет: «Мюрат с удовольствием показывался перед вражескими аванпостами. Он наслаждался тем, что привлекал к себе все взоры. Его наружность, его храбрость, его ранг обращали на себя внимание. Русские начальники ничуть не выказывали к нему отвращения; напротив, они осыпали его знаками внимания, поддерживавшими его иллюзию… На мгновение Мюрат готов был даже подумать, что они не будут сражаться против него!» Казаки доходили до того, что, делая вид, что восхищаются им (вполне возможно, казаки на самом деле восхищались этим великолепным кавалером), называли его своим королем. Они конечно же шутили. Мюрат был в восторге и зашел так далеко, что написал об этом в письме к Наполеону. Это вызвало у императора не только удивление, но и повергло его в недоумение. Наполеон говорил: «Мюрат, король казаков? Что за глупость! Людям, которые всего достигли, могут приходить в голову всевозможные идеи!» А вот как объясняет «дружелюбие казаков» французский генерал и военный писатель Жан Батист Марбо: «Кутузов воспользовался этими встречами, чтобы поддерживать во французах логичные надежды на мир». Поэтому Мюрат был просто ошарашен, когда эти «дружелюбно настроенные» русские нанесли удар по его войскам у Винькова. Когда Наполеон узнал об этом, он понял, что ждать мира от русского царя не имеет смысла.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу